В чужом ряду. Первый этап. Чертова дюжина
Шрифт:
Магадан нас не заметил, мы влились в бригады по строительству оборонительной линии и как бы растворились в общей массе. Потом я женился на ссыльной вольняшке, которая срок свой уже отсидела, но в крупных городах ей жить воспрещалось. Она осталась в Магадане и устроилась работать в больнице. Ну и меня туда же пристроила. Сначала истопником, потом санитаром в морг, а через два года я выучился на фельдшера. Жена умерла год назад. С ее болячками, заработанными в лагерях, и так прожила больше положенного. Вот и вся моя история, Никита Анисимович.
— Остальные пятеро, пришедшие в Магадан, живы?
— Торпедист, мичман Пискун, и командир боевой части младший лейтенант Лазебников ныне еще здравствуют. Встречаемся только в центральном доме культуры в День Победы без наград и знаков
— Где они живут?
— Не знаю. Вопросов мы друг другу не задаем, все больше фронт вспоминаем. Даже о родных не говорим. Знаю только, что Лазебников родом с Урала, а Пискун из Вологды.
— Хорошо, Захар Данилыч. Сажать вас не за что, а вот к делу мы вас привлечем.
— По пятьдесят восьмой статье?
— Ваша «статья» — восстановление собственного корабля, который вы знаете лучше других. То, что вы рассказали, соответствует скудным записям в судовом журнале.
— Корабль цел?
— В том же виде, как вы его оставили, даже льды его не повредили. Славный корабль с боевым прошлым, способный на дальние переходы. То, что нужно нашему командованию. В детали вникать не будем. Всему свое время. Сейчас мои сотрудники отвезут вас на работу и извинятся перед вашим начальством за временное задержание. Таким вещам никто не удивляется. И мой вам совет — не заставляйте вас искать, очень скоро вы нам понадобитесь.
— Да я хоть сейчас готов выйти в море.
— Недолго вам ждать придется. — Подполковник улыбнулся правой стороной лица, левая, скованная шрамом, оставалась неподвижной.
И вовсе он не страшный, каким казался на первый взгляд. Каким может быть Сорокин, мичман даже не догадывался.
11.
Генерал склонился к приемнику и очень внимательно слушал передачу из Соединенных Штатов. Полемика американских специалистов его всегда интересовала, тем более когда речь шла о Советском Союзе. Во время трансляций никто не смел беспокоить Белограя. Шатун Добрыня мотался по избе и тихо ворчал, даже он не мешал хозяину слушать радио, будто понимал важность момента.
Белограй давно понял простую вещь, государственные тайны существуют только для русских, для американцев секретов нет. О них знают домашние хозяйки, если слушают политические радиопередачи. Сколько же шпионов надо иметь, чтобы знать мельчайшие подробности о состоянии дел в России, включая военную отрасль. Вот только ни одного шпиона генерал в глаза не видел. Многотысячный сброд из «врагов народа» составлял «население» ГУЛАГа. И девяносто девять процентов были такими же шпионами, как его медведь математиком. Генерал не переставал удивляться работе агентов разведки США. Они насмехались над русскими, открыто обсуждая гостайны СССР, о которых на Лубянке говорили шепотом. Голоса звучали беспристрастно, словно речь шла об очередном неудавшемся фильме, разочаровавшем публику.
— Значит, вы утверждаете, мистер Томсон, что русские еще не скоро создадут бомбардировщик, способный доставлять ядерные заряды на дальние расстояния?
— Несомненно. Они не разрабатывают собственных систем, а копируют устаревшие модели и тем самым тормозят продвижение вперед. Это связано в первую очередь с нетерпением Сталина. Копирование ФАУ-2 или нашей первой бомбы не приведет к успехам вашу страну. Вот вам конкретный пример. На территории Маньчжурии потерпели крушение наши бомбардировщики В-29. За время боевых действий русские подобрали три машины. В спецтюрьме под названием ЦКБ-29 НКВД талантливый русский авиаконструктор Туполев, вместо того чтобы строить новые машины, вынужден был копировать В-29. И что получили на выходе? Масса бомб не превышает двух тонн, дальность полета — две тысячи километров. Куда они могут долететь со своим грузом? Я уже не говорю о том, что самолету надо вернуться на базу. Для американцев авиация красных никакой опасности не представляет. Талантливые люди не могут, сидя в тюрьмах, реализовывать грандиозные проекты, не имея должных условий, а им дали правильное название — «шарашки». Боюсь, что это слово невозможно перевести на английский язык.
— Вы хотите сказать, что и на сегодняшний день ничего не изменилось?
— Изменилось. Но прогрессом это никак не назовешь. Сталин опять порет горячку. Он обожает даты, приурочивает любое начинание к определенному празднику. Курирует проекты все тот же Берия, который, несмотря на свои организаторские способности, не в силах перечить вождю. 19 июня 47-го на аэродроме в Тушино был представлен новый тяжелый бомбардировщик дальнего стратегического назначения Ту-4. Теперь они будут с ним носиться не менее пяти лет. А что мы видим на деле? Четыре двигателя по две тысячи лошадиных сил, максимальная скорость — пятьсот пятьдесят восемь километров и практический потолок в одиннадцать тысяч двести метров, что для зенитных батарей недосягаемо, но истребителям достать его ничего не стоит. Увеличилась дальность полета до пяти тысяч километров. В принципе машина получилась неплохой, но она слишком сырая для того, чтобы ставить ее на вооружение. У одного из самолетов в воздухе загорелся двигатель. Машина разбилась и сгорела. Пилотов и испытателей винить не в чем. Летчики опытные, участвовали в создании машин на заводе. Причины катастрофы установить не удалось, но все же Ту-4 поставили на поток. Из первой десятки уже доведенных до ума самолетов три разбились, два не сумели взлететь, а один — сесть. Берия не унимается, он жаждет проверить машины на дальность с полной загрузкой, но этому мешают постоянно возникающие проблемы. Наша тяжелая авиация ушла далеко вперед.
— Из ваших слов я понял, мистер Томпсон, простую вещь. Чтобы Ту-4 долетел до Америки, ему понадобится только две посадки для дозаправки. Так?
— При условии, что машина будет доведена до совершенства. Если бомбардировщик вылетит с подмосковной базы с полным грузом, ему придется сесть где-то в районе Новосибирска, затем Хабаровска и далее — Аляска, но до Калифорнии он не дотянет. И не решена проблема с возвратом его назад. О базах на Дальнем Востоке речи пока идти не может. Русским надо думать об укреплении западных границ. Япония сегодня даже для корейцев не представляет опасности, Америка не станет развязывать войну с Россией, и Сталин это очень хорошо понимает. Холодная война принесет куда более значительные результаты. Дальний Восток имеет природную защиту, Курилы и Сахалин стали естественным буфером. Русские называют его краем земли, где место политическим заключенным, а не вооруженным силам: золото, вольфрам, уголь, нефть, олово надо добывать, а не охранять.
Белограй выключил приемник.
Авиакатастрофы при испытаниях настолько регулярны, что связанные с ними расходы закладывают в проекты, как нечто естественное. Расследования ни к чему не приводят. Машины сгорают в воздухе, а покореженные обломки не дают ответов на вопросы о причинах трагедий. О людях в таких случаях не думают. Пилотам тяжелой авиации даже парашютов не выдают — либо борись за машину до конца, либо подыхай вместе с ней. Белограй вспомнил июль 46-го, взрыв парохода «Дальстрой» в Находке. Тогда в порту сгорели склады с аммонитом и продовольствием. И что? Приехала комиссия из Москвы. Руководство порта отправили под суд, причины катастрофы остались тайной и по сей день. А если самолет свалится в тайгу? Вероятность найти его равна нулю. Однако перевозимый груз может иметь для страны особую ценность, тогда на поиски бросят сотни людей. В воздух поднимут истребители — при наличии военных баз на подлетном расстоянии — и обнаружат пожар. А будет ли пожар, если баки самолета окажутся пустыми?
У Белограя загорелись глаза. Он еще не осознавал сути собственной идеи, но она ему уже нравилась. Правильно рассчитав скорость полета, высоту, груз и нужное количество топлива, можно с точностью определить место падения самолета. Такое место, куда не ступала нога человека и где на тысячу километров вокруг нет ни одного населенного пункта. Генерал встал, заложил руки за спину и начал прохаживаться по просторной избе. Косолапый Добрыня следовал за хозяином по пятам, подражая его походке. Может, и наоборот, только схожесть была видна невооруженным глазом.