В чужой стране
Шрифт:
В бараке было душно, пахло прелью и слежавшейся соломой.
Трефилов долго ворочался, наконец, не выдержал, сел на нары.
— Нас тут надолго не хватит… Газовый уголь! Надо беречь силы… Нам этот уголь не нужен.
— Верно, нам уголь не нужен, — отозвался Маринов, старший политрук. — А немцам этот уголь нужен позарез! Из этого угля авиационный бензин делают… — Маринов замолчал.
Трефилов осторожно спросил Шукшина:
— Вы — подполковник? Полком командовали? В нашем лагере много командиров и
Шукшин, приподняв голову, внимательно посмотрел на Трефилова. «Куда он гнет? Пять дней в лагере, а уж знает людей. Кто ему сказал, что я командовал полком?»
Через неделю Шукшину вручили отбойный молоток. Рядом с ним поставили работать Трефилова, Маринова и матроса Михаила Модлинского, Братка, как называли его товарищи.
Браток отказался взять лопату. Сел, прислонившись к стенке забоя.
— Браток, зря на рожон не лезь, слышишь? — бросил Шукшин. — Надо разобраться сначала что к чему. Понял?
— Пошли вы все… — Браток выругался, сплюнул. — Сказал, что на фашистов не работаю, и точка.
Шукшин вздохнул и, включив молоток, налег на него всей грудью.
Пришел шеф-пурьон. Увидев Братка, крикнул:
— Встать! Встать! — Шеф-пурьон, сжав кулаки, придвинулся к Братку.
Браток не шелохнулся, продолжал сидеть на корточках, уставившись в одну точку. Шеф-пурьон закричал громче: «Встать! Работать!»
— А я не хочу работать. Понял? — Браток говорил, продолжая смотреть в одну точку перед собой.
— Тебя заставят работать, русский. Кто не хочет работать — нет хлеба, есть карцер. Знаешь — карцер?
— Иди ты к черту! Карцером пугаешь, зануда! — жесткие цыганские глаза Братка вспыхнули яростью.
Шеф-пурьон замахнулся на него, но не ударил. Взбешенный, он выскочил из забоя и позвонил наверх по телефону: русский отказался работать!
К Братку подполз Трефилов.
— Послушай, так ты ничего не сделаешь.
— Не бойся, что мне надо — сделаю. Сказал, не буду работать на фашистскую сволочь, — и не буду. Понял?
— А чего ты добьешься? Лишат еды, бить будут.
— Пусть бьют, у меня тело привыкшее. — Он распахнул куртку. В свете фонаря Трефилов увидел синеватые выпуклые рубцы. — Это они меня в Севастополе… Они меня последним взяли, в гроте. Я подняться не мог, а то бы…
— Ты кто — матрос?
— Старшина второй статьи. — Браток помолчал, потом сказал решительно. — Дьявол с ними, пусть бьют. Я тут не задержусь. Им меня не укараулить!
Не прошло и часа, как в забое появились немцы. Братка схватили за руки, поволокли. Он рванулся, освободил руки, схватился за камень. Глаза его налились кровью, губы дрожали от злости.
— Не тронь, зануда!..
Гитлеровцы отступили. Моряк бросил камень и, согнувшись, пошел вперед.
Как только кончилась смена и пленных привели
— Миша, слышишь меня? Может, воды дать, а?
— Ничего он не хочет, — сказал сосед. — Я и хлеба ему принес, не берет.
На другой день Братка отправили в шахту. И опять повторилось то же, что и накануне. Товарищи пробовали убеждать матроса, но он отмалчивался. Сидел неподвижно у стенки забоя, уставившись злыми глазами в одну точку. На него было страшно смотреть. Лицо черное, глаза затекли.
— Убьют они тебя, парень, — сказал Шукшин. — Пропадешь без всякой пользы…
— Не убьют, я живучий…
В забое появились шеф-пурьон и инженер участка бельгиец Броншар. Шеф-пурьон, увидев Братка, выругался и прошел дальше, а Броншар задержался, спросил по-немецки:
— Болен?
Браток не ответил. Броншар обратился к работавшим рядом русским: кто может говорить по-немецки?
К нему подошел лейтенант Комаров, высокий, худой, черный.
— Я говорю по-немецки.
Настоящая фамилия лейтенанта — Маранцман. Он еврей, но в лагере об этом не знают. Если его разоблачат, — больше часа лейтенанту не жить.
— Я хочу знать, что с этим человеком? Почему он не работает?
— Этого человека избили. Разве вы не видите? Живого места нет! — Комаров недружелюбно посмотрел на бельгийца.
Броншар сердито сдвинул брови.
— Шеф-пурьон!
— Здесь я!
— Сейчас же отправьте больного наверх, в санитарную часть.
Броншар пошел в глубину забоя, но скоро вернулся, подозвал Комарова.
— Пойдемте со мной.
Как только они вышли из лавы, Броншар забросал Комарова вопросами: кто он, откуда родом, какое у него образование, на каком фронте сражался. Комаров рассказал. Броншар, дружески взяв его за руку, стал расспрашивать, в каких условиях живут пленные в лагере, как их кормят, много ли больных, какие настроения у пленных.
— Вы еще верите в победу? — спросил Броншар, прямо взглянув в глаза Комарову.
— Мы хотим вырваться из плена и снова взяться за оружие!
Броншар промолчал.
— Идемте…
Несколько минут они шли по штреку молча.
— Не знаю, быть может, здесь, в Бельгии, ваши мечты осуществятся, не знаю, — проговорил Броншар. — Посоветуйте своим товарищам не надрываться на работе.
Шахта у нас тяжелая, они могут окончательно потерять силы. Да, вам надо поберечь свои силы, вы люди молодые, у вас еще все впереди… Ко мне можете обращаться по любому вопросу. Вы будете здесь, в девятой лаве, переводчиком…