В дебрях Маньчжурии
Шрифт:
Постояв на этом месте и разобрав дальнейшие следы зверя, мы по ним начали спускаться в глубокую падь, в роде узкого ущелья, заросшего густым орешником.
Волчок перестал выть и робко, дрожа всем телом, следовал за нами, постоянно останавливаясь и озираясь по сторонам. Видно было, что он одержим паническим страхом и ужас светился в его глазах.
Спуск был очень труден, вследствие крутизны и густых зарослей. Следы показывали, что тигр нес свою жертву в пасти, взяв тело за поясницу, т. к. ноги человека часто бороздили снег и цеплялись за кусты и деревья.
В глубине пади, под старым могучим кедром нашли мы остатки съеденного тигром промышленника. Снег на этом
Здесь нашли мы только лицевую часть черепа, обглоданную до кости, одну кисть руки, которая была туго затянута рукавицей, обе ступни ног, обернутые в портянки и бродни, и часть костей таза, все остальное отсутствовало, очевидно, было съедено хищником. Здесь же валялись обрывки одежды охотника, изодранные в клочья. Тут же, на земле, пропитанной кровью, лежал красный кисет с табаком и коробка спичек, – все было раздавлено, и спички рассыпались.
Вот все, что осталось от охотника Арсеньева, с которым мы не раз промышляли зверя в тайге Лао-лина и делили радость и горе охотничьей жизни.
Волчок, несмотря на наш зов, держался в стороне и не подходил к страшному для него месту. Он сидел в отдалении, пока мы возились с укладыванием остатков в принесенный с собой мешок, и завывал тонко и жалобно, поднимая свою острую мордочку кверху.
Наевшись до отвала, хищник тут же лег отдыхать, и место, где он лежал, также протаяло до земли, резко обрисовывая его колоссальную фигуру.
Судя по следам, тигр был очень крупный и вес его мог достигать 320 килограмм.
Встреча охотника с тигром произошла в первый же день охоты, таким образом, до того дня, как мы сюда пришли, прошло уже трое суток, и свежих следов зверя не было. Для нас стало очевидным, что преследовать его бесполезно, а потому, пройдя по следам еще до двух километров, мы повернули назад, к тому месту, где оставили мешок с печальными остатками человека.
Солнце уже перевалило за полдень и ярко светило с вышины безоблачного синего неба. В лесу было тихо и безмятежно-спокойно. Величественная природа, прекрасная в своем суровом покое, была безмолвна и равнодушна. Над вершинами деревьев, каркая, летали вороны. Они чуяли добычу и беспокоились.
Пашков, вначале разговорчивый, теперь стал угрюм и молчалив по сосредоточенному его виду можно было судить, что он многое переживает в своей бесхитростной, несложной душе; катастрофа с товарищем произвела на него потрясающее впечатление.
– Я чувствовал, что Арсеньеву несдобровать, – говорил он сам с собой, усиленно раскуривая коротенькую трубку носогрейку, – так оно и вышло. Да, от судьбы не уйдешь. Что кому положено, то и будет. Видно, его уж такая планида.
Философские реплики Пашкова изредка прерывались завываниями Волчка, чуявшего что-то грозное и неотвратимое.
Собрав все остатки погибшего и клочки его одежды в мешок, мы возвращались обратно к линии железной дороги. Солнце склонялось уже к западу, и вечерние тени в тайге удлинились и потемнели. Мы быстро спускались с крутого гребня Бейшилазы. Пашков нес наши винтовки; у меня за плечами был мешок со страшной находкой. Мы шли без остановок, углубившись в свои думы. В лесу было тихо; слышались только постукивание дятлов и протяжный свист самцов-рябчиков.
До линии железной дороги оставалось уже немного. Мы вышли на последний перевал, откуда открылся чудный вид на широкую долину Май-Хэ, по которой извилистой лентой обозначалось полотно дороги, с его сооружениями, выемками, насыпями, постройками, станциями, полями и огородами. На востоке темнела своими дремучими кедровниками громада Лао-лина.
Ночь приближалась. Надо было торопиться. Немного отдохнув, мы начали спускаться с перевала. Волчок, шедший все время за нами с понурой головой, вдруг выбежал вперед и потянул носом в сторону. Всматриваясь в лесные прогалины, мы увидели группу косуль в шесть штук. Четыре лежали, а два козла бродили около, срывая с кустов засохшие листья. До них было не больше двухсот шагов.
Пашков, шедший впереди, вскинул винтовку. Щелкнул сухой выстрел и ближайший козел, сделав скачок вперед, упал на колени, а затем на бок. Лежащие козы вскочили на ноги и одно мгновение стояли неподвижно, как изваяния, а затем сорвались с места и огромными прыжками пошли от нас вверх по косогору. Прозвучал еще один выстрел, но безрезультатно. Мелькнув последний раз в зарослях белыми «платочками», козы скрылись из глаз.
– Вот досада, кажется, промазал, – произнес охотник, опуская винтовку и провожая жадными глазами убегавших зверей. Козел лежал на боку. Пуля поразила его в сердце, судя по ране, в области передней лопатки.
Наскоро выпотрошив добычу и привязав за голову к поясу. Пашков поволок ее по снегу легко и свободно. Волчок бежал сзади, слизывая со снега капли крови, оставшиеся на следу.
К линии дороги мы вышли поздно. Полная луна показалась над зубчатым гребнем горного хребта, освещая темную тайгу своими холодными лучами. Только к полуночи добрались мы домой, принеся с собой добычу и печальные остатки трагически погибшего товарища.
Таинственные знаки
Кто бывал в дремучей тайге Маньчжурии и нашего Дальнего Востока, и бродил по ее звериным тропам, тот, вероятно, знает, кое-что о таинственном языке условных знаков, встречающихся там на каждом шагу на деревьях, кустах, камнях и других местных предметах. Эти условные знаки являются единственным немым «языком тайги», называемым таежными обитателями «Шу-хуа», что означает «лесной язык». Происхождение его весьма древнее и, вероятно, скрывается в глубине веков, когда первобытный человек, не имея письменности, выражал свои мысли примитивным способом, в виде простых, несложных знаков и изображений на окружающем его подручном материале. Этот язык, являясь родоначальником позднейшей письменности, сохранился до сих пор во всей своей неприкосновенности в диких, некультурных странах, где примитивная жизнь человека всецело зависит от окружающей его природы. В нашей тайге язык этот применяется ее обитателями при всех передвижениях, в поисках зверя или человека, для указания направления и в других случаях, когда это признается необходимым, как для себя лично, так и для других заинтересованных лиц. В большей или меньшей степени язык этот известен всем таежникам и все условные знаки имеют свой определенный шаблон, выработанный практически и на основании известных традиций. Количество знаков этого языка очень велико и, вероятно, доходит до нескольких сот.
Всех таежных обитателей, по профессиям, можно разделить на следующие категории: звероловы, охотники, хунхузы, золотоискатели, рыболовы, искатели женьшень, собиратели грибов (му-эрр) и дровосеки. Члены всех этих профессий живут между собой очень дружно. Взаимоотношения их регламентируются не писанными законами, а обычаями, установленными самой жизнью в суровых условиях тяжелой борьбы за существование.
По существу, все условные знаки можно разбить на несколько типов, а именно: 1) затесы на стволах деревьев, с разнообразными на них значками показательного характера; 2) заломы ветвей; 3) завязки ветвей; 4) срезы ветвей; 5) особая укладка камешков; 6) зарубки на стволах и т. д.