В дебрях урмана
Шрифт:
Лица осветились.
– Есть первый металл! – воскликнул Макар и торжествующе глянул на напарников. Что в этот момент думали Хрусталёв, Гребнев и Груздев, Лосев не знал, но догадывался по их засиявшим глазам и довольным лицам.
Последующие концентраты дали аналогичные результаты. Радость переполняла души. Намытое золото высушили на противне над огнём. Взвесили. Весы показали тридцать восемь граммов.
Отобедав с большим аппетитом, работы продолжили. Со второй съёмки намыли чуть меньше – тридцать четыре грамма. В совокупности день даром не прошёл – семьдесят два грамма были ссыпаны в один мешочек.
За ужином только и было разговоров о первом дне съёмки. Оживлённо обсуждали начало старания, высказывали мнения, как бы не подвела погода, строили планы. Но больше интерес проявляли к возможному количеству намывки за сезон. Лосев больше слушал мужиков, нежели вступал в оживлённую беседу, когда же речь зашла о промывочном сезоне, а вернее, какой ждать от него результат, он высказался:
– Мужики, в таком разе прибегнем к математике. – Макар взял в руки карандаш и бумагу, чтобы что-то записывать. – До обеда мы промыли сорок тачек, это примерно четыре кубометра, если учесть объём тачки сто литров, – вписал он и продолжал свои расчёты: – После обеда столько же. Всего восемь кубов. Все граммы делим на кубы, получаем девять граммов на один метр кубический, таково среднее содержание золота в породе. Возьмём его за основу. Если каждый день, как сегодня, работать, в месяц должны получить два килограмма сто шестьдесят граммов. Сезон начали можно сказать с середины мая, закончим предположительно в конце сентября, то есть четыре с половиной месяца. Два сто шестьдесят множим на четыре с половиной, получаем девять килограммов семьсот двадцать граммов. – Макар подчеркнул цифру, дав понять, что их ожидает при таком раскладе.
– Здорово. Это ж на брата подели-ка, сколько выходит? – оживился с вопросом Груздев.
– Делим. Почти по два с половиной килограмма.
– Нормалёк. А можа и самородочек выскочит какой, знать, и больше нароем.
– Кто знает, может, и поднимем, но не говори гоп, пока не перепрыгнул. Слышал, находили на этом месторождении экземпляры крупные до килограмма, и более, так что будем трудиться и надеется. К тому ж содержание цифра не постоянная, может, значительно возрасти, может, и беднее стать.
– Последнее не хотелось бы, – отреагировал Гребнев.
– Всё, хватит балакать о пустом, что будет и как будет. Сколь в недра подземные пенаты золота спрятали, только им ведомо, – рассмеялся Макар. – Довольно, мужики, рассусоливать, на боковую, завтра вставать рано.
Глава 11
Два месяца работы, каждодневной натруженной. Усталость снимала два раза в неделю баня и отменное питание – для живота не жалели, труд тяжёлый требовал сил. И надо сказать, съёмки радовали. Золото шло хорошо, подняли и несколько небольших самородков по нескольку десятков граммов. Металл ссыпали в трёхлитровый алюминиевый бидончик. Каждый раз с волнением наблюдали, как он наполнялся, закрывали плотно крышкой, обвязывали куском брезента и прятали на краю посёлка под крупной елью. Хранилище вырыли не особо глубокое, и оно прикрывалось сверху дерном. Незнающий человек пройдёт мимо и даже не обратит внимания – искусно замаскированная поверхность земли не выдавала, храня в себе достаток старателей.
Макар ежедневно вёл журнал – записывал вес намытого золота и нарастающим итогом проставлял суммарную цифру с начала ведения работ. За это время два раза переставляли бутару и меняли место забоя. Нащупали более богатую жилу, и съёмки улучшились. Три дня не работали – шли проливные дожди, когда выпадали мелкие осадки, темпы не снижали, не обращая внимания на морось.
Как-то Гребнев за ужином спросил Лосева:
– Макар, а если скрыть от прииска часть золота и самим этой утайке найти применение в сбыте, как ты на это смотришь?
– Побаиваюсь.
– Ведь никто, кроме нас, не знает, сколько мы намыли или намоем. Прииск же не насыпал его в наши забои.
– Во-первых, геологи знают ориентировочное содержание золота в песках, прибросят, посчитают, могут возникнуть сомнения. А как вылезет при сбыте что наружу, сроков не избежать. Нет, Борис, на такое пойти не могу и вам не советую. Я предупреждал: крысятничать – это последнее дело, больно последствия предсказуемые. Вы-то холостой народ, а у меня семья.
«Вот Лосев, до чего же честная личность, на таких правдивых воду и возят. Чего испугался, умыкнули – и всё тут, а там каждый по себе и сбывали бы, не сумел – засветился, сам и отвечай, а корешей-то зачем выдавать. В таком деле главное языком не лопотать и присматриваться, а без оглядки понятно, есть факт пострадать. При удачном же раскладе, карман от денег оттянулся бы, и прощай бедность, лови шик и блеск. Нет, отработаем сезон, а на следующий год сами, втроём мыть будем. Часть сдавать, остальное в свою кубышку, Хрусталёв с Груздевым в этом свои корефаны, так что всё отладим. А Лосев соберёт бригаду новую. В Ягодном народу хватает, подберёт, охочие есть люди», – рассуждал Гребнев.
– Ладно, замяли, так спросил. А почём прииск у нас золотняк примет?
– По два рубля за грамм.
– Не обманут?
– Договором прописано и печатью заверено.
– Бумага есть бумага.
– Не надо думать дурно, это же не царское время, когда золотопромышленники старателей обманывали или вовсе без расчёта спускали. Тогда бесправие было, а прииск – это ж государственное предприятие, и всё должно быть по закону.
– По закону, – язвительно повторил Хрусталёв. – Побывал бы ты, Макар, в зоне, поглядел бы тогда, как там законы выполняются, беспредел и управы нет ни на начальство, ни на охранников, а бывшие убийцы разводят такие порядки, только и смотри в оба, чтоб не подрезали, иль калекой не сделали. Согнут любого, коли не повиновался, в чём иль ответил не так. И дела нет никому, зона живёт своей жизнью, и за колючкой знать не знают, кто кого там закручивает.
– Не к месту сравнил зону с правоотношениями старателей и прииском, там порядки тюремные, а совесть лежит на тех, кто беззаконие творит, придёт время, и там строй наведут. У нас же всё по-честному сладится, сколько заработаем, столько и получим, – возразил Лосев.
В конце августа все сидели в избе, после трудов и, напарившись в бане, хлебали суп, пили чай. Макар как обычно взялся за свой журнал и вписал очередную съёмку металла и тут оживлённо встрепенулся:
– Ребятки, могу поздравить: на сегодняшний день нами намыто двенадцать килограммов, а если точнее – двенадцать килограммов и сто пятьдесят три грамма. Если дальше так пойдёт, почти до пуда дотянем.
– А чего и дотянем, месяц впереди. И смотри, какую закопушку надыбали, если б ещё пару таких – и больше сорвать можно, – размечтался Гребнев.
– Только бы заморозки раньше времени не нагрянули. Шуга пойдёт и раньше заставит закругляться. – Лосев закрыл журнал и предложил Гребневу сходить вместе спрятать бидончик с золотом в тайник.
– Прикинь, с каждым днём всё тяжелее. – Борис нёс бидончик в прекрасном настроении. – Будет ноне девок, чем соблазнять, ух, жизнь закручу!
– Чего ж до сего времени не женился? – поинтересовался Макар.
– Сначала балду гонял, дурью маялся, потом попал в детскую колонию за кражу, освободился, устроился на работу, снова чёрт опутал – сблатовал один друг на дело – квартиру грабануть, да осечка вышла – попались, снова тюряга, вот и вся моя биография. Хотя девица одна есть, ждёт меня окаянная, призналась: какой ты ни есть, а что-то притягивает меня к тебе, говорит, куда хочешь, с тобой поеду.
– Так сыграл бы свадьбу, глядишь, и жизнь по-иному сложилась. Характером-то покладистая дама, не капризная?