В диких условиях
Шрифт:
В безумной попытке остановить развитие болезни, он начал лечить себя сам. Он шагу не ступал без саквояжика из кожзаменителя, битком набитого оранжевыми пластмассовыми баночками для пилюль. Каждый час или два он принимался копаться в нем, щурясь, читать этикетки и вытряхивать на ладонь таблетки декседрина, прозака и депренила. Кривясь, он всухую заглатывал лекарства целыми горстями. На полочке в ванной стали появляться использованные шприцы и пустые ампулы. Самопальная фармакопея из стероидов, амфетаминов, антидепрессантов и болеутоляющих постепенно стала центром всей его жизни, и в конечном итоге его некогда мощный разум неизбежно помутился под действием этих препаратов.
Своим все более иррациональным и бредовым поведением он оттолкнул от себя последних
После попытки наложить на себя руки его поместили в психиатрическую больницу под Портлендом. Когда я заезжал навестить его, он лежал на кровати, пристегнутый за руки и ноги, нес какой-то бессвязный бред и ходил под себя. Глаза его были полны безумия. То они сверкали дерзким вызовом, то наполнялись ужасом и растерянностью, то закатывались, не оставляя никаких сомнений об ужасном состоянии его измученного разума. Когда сиделки предпринимали попытки поменять ему постельное белье, он бился в своих оковах и осыпал проклятиями и их, и меня, и свою судьбу. В том факте, что все его железные жизненные планы в конечном счете привели его к этому кошмару, была горькая ирония, которую он совершенно не осознавал, а я воспринимал без малейшего удовольствия.
Он был не в состоянии заметить иронию судьбы еще и в том, что его упорные попытки вылепить из меня свою копию все-таки увенчались успехом. Фактически старику удалось зажечь во мне великий огонь амбиций, да только направлены они были совсем не туда, куда хотелось бы ему. Он так и не смог понять, что для меня аналогом его медицинской школы был Палец Дьявола.
Думаю, именно эти унаследованные от отца, но сбитые с прицела амбиции не дали мне признать свое поражение на Стикинской ледниковой шапке не только по возвращении из первой попытки восхождения на Палец, но и после того, как я чуть было не спалил свою палатку. Через три дня я снова отправился вверх по северной стене. На сей раз мне удалось подняться над бергшрундом меньше чем на сорок метров, а потом начался снегопад с ветром, я почувствовал, что не могу сосредоточиться, и повернул обратно.
Тем не менее, вместо того чтобы спуститься в базовый лагерь на ледниковой шапке, я решил переночевать на кругом склоне горы прямо там, где спустился сверху. И это была большая ошибка. К вечеру снегопад перерос в самую настоящую бурю. Каждый час выпадало по два-три сантиметра снега. Я залез в бивачный мешок и спрятался под нависающим краем бергшрунда, но небольшие лавины ссыпавшегося с вертикальной стены свежевыпавшего снега волнами перекатывались через карниз, медленно погребая под собой мое убежище.
Снег покрывал мой бивачный мешок (тонкий нейлоновый конверт, похожий на сумочку для сандвичей, только очень большого размера) по вентиляционный разрез минут за двадцать. Четырежды я выбирался из-под завалившего меня снега, но, оказавшись в снежной могиле в пятый раз, я понял, что с меня хватит. Я побросал вещи в рюкзак и попытался пробиться к базовому лагерю.
Спуск оказался для меня полным кошмаром. Из-за туч, плотной поземки и вечернего полумрака поверхность горного склона полностью сливалась с небом. Я не без оснований боялся, что, пытаясь двигаться почти вслепую, в какой-то момент просто шагну в пустоту с вершины одного из сераков и, пролетев восемьсот метров вниз, закончу свой жизненный путь на дне Ведьминого Котла. Выбравшись, наконец, на ледяную равнину ледниковой шапки, я обнаружил, что мои следы давным-давно занесло снегом. В результате я не имел ни малейшего представления, где на лишенном каких бы то ни было визуальных ориентиров плато нужно искать свою палатку. Надеясь случайно наткнуться на свой лагерь, я где-то с час ходил кругами по равнине, но потом провалился одной ногой в небольшую трещину и сообразил, что веду себя как полный идиот, что в действительности мне лучше немедленно остановиться и попытаться переждать бурю.
Я выкопал небольшую яму и, завернувшись в бивачный мешок, уселся в ней на свой рюкзак. Вокруг меня начало наносить сугробы. Через некоторое время онемели ноги. От шеи, где набившийся под парку снег намочил воротник рубашки, вниз по телу медленно поползла волна холодной сырости. Мне бы сигарету, подумал я, всего одну сигарету, и тогда я бы смог собраться с духом и найти хоть какие-нибудь плюсы в этой чертовой ситуации, во всем этом безнадежно запоротом мною путешествии. Я поплотнее закутался в мешок от бьющего в спину ветра. Не в силах больше даже стыдиться, я обхватил руками голову и принялся жалеть себя с истинно оргиастическим удовольствием.
Я был в курсе, что любители лазать по горам иногда погибают. Но когда тебе всего двадцать три, мысль о конечности жизни, а особенно о конечности твоей собственной жизни, является, можно сказать, еще достаточно абстрактным концептом. Когда я, еле-еле преодолевая головокружение от фантазий о славе покорителя Пальца Дьявола, выезжал из Боулдера на Аляску, мне и в голову не приходило, что причинно-следственные связи, правящие действиями других людей, могут каким-то образом коснуться и меня. Я так сильно хотел взобраться на эту гору, я так часто думал о Пальце, что абсурдной казалась даже мысль о том, что какие-то мелочи типа непогоды, расщелин или тонкой наледи смогут в конечном итоге лишить меня запланированной победы.
На закате дня стих ветер, а нижняя кромка облачности поднялась над ледником метров на 45, в результате чего я смог отыскать свой базовый лагерь. В палатку я вернулся невредимым, но теперь отмахиваться от факта, что Палец отправил в утиль все мои планы, было уже невозможно. Я был вынужден признать, что одно только желание, каким бы сильным оно ни было, меня на вершину северной стены не вознесет. В конце концов, я понял, что меня туда вообще ничто не вознесет.
Тем не менее, возможность спасти эту экспедицию еще оставалась. Неделей раньше я дошел на лыжах до юго-восточной стороны горы, чтобы взглянуть на маршрут, которым я намеревался спускаться с пика после восхождения по северной стене. Этим маршрутом прошел в 1946 году первый покоритель Пальца Дьявола, легендарный альпинист Фред Беки. Во время этой разведывательной вылазки я обратил внимание, что слева от маршрута Беки имеется еще один вероятный путь подъема, которым никто никогда еще не пользовался. Вверх по юго-восточному склону поднималось лоскутное одеяло из ледяных наростов, показавшееся мне достаточно легким способом достижения вершины горы. В тот момент я посчитал этот вариант не заслуживающим моего внимания, но теперь, после горького фиаско на северной стене, я был готов вести себя гораздо скромнее.
Днем 15 мая, когда, наконец, закончилась снежная буря, я вернулся к юго-восточной стене и забрался на вершину узкой гряды, примыкающей к основному пику на манер контрфорсной арки готического собора. Я решил остаться на ночь прямо тут, на верхушке узкого хребта, метрах в пятистах под вершиной. На холодном ночном небе не было ни облачка, и я мог обозревать окрестности вплоть до морского берега, а то и дальше. После наступления темноты я завороженно уставился на начавшие мерцать на западе огоньки Питерсберга. Эти городские огни, единственное подобие контакта с живыми людьми с момента появления самолета с моими коробками, неожиданно породили во мне целую бурю эмоций. Я представил себе, как люди смотрят по телевизору бейсбольные матчи, едят на ярко освещенных кухнях жареную курицу, пьют пиво, занимаются любовью. Спать я ложился, окончательно раздавленный одиночеством. Так одиноко мне больше не было никогда в жизни.
В эту ночь я спал очень неспокойно, мне снилась полицейская операция, вампиры и мафиозные разборки со стрельбой. «Мне кажется, он здесь…» – донесся до меня чей-то шепот, и я тут же подскочил, открыв глаза. Вот-вот должно было подняться солнце. Все небо было залито багрянцем. Оно было еще чистым, но в верхних слоях атмосферы уже начала появляться тонкая пена перистых облаков, а прямо над юго-западным горизонтом виднелась темная завеса дождя. Я натянул ботинки и торопливо пристегнул к ним кошки. Через пять минут после пробуждения я уже карабкался вверх от своего бивака.