В Дикой земле
Шрифт:
Человеческое тело странно устроено. Как бы тяжело ни было, истощив ресурсы, оно вынуждает проваливаться в сон, уйходить от боли, страданий. Одно хорошо, — думал Тобиус, — эта паршивая тошнотная слабость осталась там, внизу, и ему вновь было легко.
Ему было всё же тяжеловато. Не так чтобы невыносимо, но поддерживать прежний ритм, заданный киноцефалом, волшебник не мог. Все мышцы ныли, голова кружилась, суставы болели, а глаза всё ещё не обрели зрение полностью. Что стало причиной их столь сильного перенапряжения Тобиус боялся уже никогда не узнать.
И всё же
— Долго… ещё…? — задыхаясь, спросил рив, когда удалось отвоевать у Дружка очередной привал.
Каждая такая остановка вызывала в том бурю негодования, киноцефал рвался вперёд как пёс с цепи, он чувствовал близкую свободу… и, видимо, не только её.
— Уже б дошли, Тупая Морда!
— Прости, прости, но видишь ли, я немного поистрепался в пути.
— А всё потому что ты дурак!
— Повторяешься.
Псоглав зарычал, отбежал на несколько шагов, вскинул голову, принюхиваясь, перебежал в другое место и вновь понюхал воздух. Так четыре-пять раз.
— Скорее, человек, скорее!
— Что за спешка? Я понимаю, что тебе не терпится от меня избавиться, но…
— Хищная плоть, — ответил Дружок, продолжая водить носом из стороны в сторону, — я чую её запах. Хищная плоть где-то недалеко! Не хочу защищать тебя от неё, Тупая Морда!
— Что такое…
— Нет времени! Времени нет! Ты израсходовал своё время на глупости, Тупая Морда! Шевелись!
Они пересекли каменистую область и деревья вокруг стали понемногу вытягиваться, питаемые более плодородной почвой, однако голых каменистых участков, с которых ветра срывали снежное покрывало, тоже виднелось в достатке. Труднее всего было перебираться через проточенные водой овраги.
— Почти, — хрипло поведал Дружок, замерев у крупного яйцевидного камня, присыпанного снегом, — почти на месте. Иди тихо… они не любят солнце и выходят только по ночам, но на нелюбви всё и заканчивается. Оно не убивает их, так что если услышат, выберутся на поверхность и сожрут. Тебя, сожрут, — я убегу.
— Рад, что ты уверен в своих силах, — ответил маг. — За время нашего совместного пути ты так и не сказал мне, кто они.
Гнутая морда псоглава обернулась на мага, брови приподнялись, в маленьких чёрных глазках явственно прослеживалось недоумение.
— До сих пор не уразумел, человек, что в Великой Пуще есть слова, которых нельзя произносить? Эта земля слышит, эта земля знает, эта земля выведет тебя на того, кого ты зовёшь, или выведет его на тебя, если в имени осталось хоть немного силы. Их имени я не знаю, никто не знает, но старики верно говорят: его и не нужно знать. Последнему, кто знал, залепили рот и нос глиной, связали и похоронили живьём, а с ним и знание это паршивое. Хватит языком чесать, Тупая Морда, смотри вперёд, мы пришли.
В том месте среди деревьев, росших уже гуще, но всё же не настолько густо, как в самой чаще, в земле зиял большой провал. Часть каменной породы уходила вниз под углом, а там, внизу, под слоем земли и камня, виднелась поперечная перекладина, стоявшая на двух могучих колоннах. И перекладина, и колонны состояли из маринита и в камне том многострадальном были запечатлены твари, место которым на дне океана, в темноте, чтобы никого не мучали своим уродством.
— И вновь вы, — устало прошептал Тобиус, — как же я вас ненавижу… Чудовища идут отсюда?
— Они идут отовсюду, откуда хотят, если еда зимой заканчивается, — отозвался Дружок, — но в этой части леса выход единственный на много, много дневных переходов. Нигде ближе входа не найти.
— Понятно… значит, есть и другие ходы?
— Помнишь, что я говорил про пещеры, Тупая Морда?
— Их много.
— И некоторые ведут вглубь. Под этой землёй столько пустот, столько глубоких подземелий, что и придумать нельзя. И там много всякой дряни. Но тебя это, наверное, не пугает? Ты только скорее побежишь вниз, рыскать и вынюхивать, предлагать свою плоть всякой голодной мерзости. Иди, иди.
— А вот тут ты ошибаешься, я туда не пойду. И они оттуда не выйдут.
Тобиус оттолкнулся от дерева, чтобы придать себе дополнительный импульс, и побрёл к провалу.
— Эй, Тупая Морда!
— Давай без слёзных прощаний, ты собирался уходить?
— И ухожу. Хотел лишь предупредить: запах хищной плоти крепчает. Если встретишься с ней, не дай себя коснуться. Ей достаточно одного укуса, чтобы ты стал мертвецом.
Волшебник усмехнулся и полез в сумку за фиалом.
— Я учту.
— На этом я тебе боле ничего не должен! Забудь про меня, как я про тебя забыл!
— О, я постараюсь.
Внутри что-то крепко сжало пальцы Тобиуса.
— А, проснулся? Если б ты под землёй был таким боевым, возможно я вернулся бы не таким измотанным. Подай мне фиал.
Лаухальганда отпустил, мяукнул что-то невнятное и в руке появился сосуд с концентрированной гурханой. Достав его на свет, человек замер в нерешительности, думая, что ежели вчера спину сорвал, камни тягая, сегодня по утру не след бежать обратно на каменоломню. Но что делать? То есть, делать ли вообще что-нибудь? Его ни о чём не просили, он не обязан был даже идти и искать это место, не говоря уж о том, чтобы что-то предпринимать. Надо было просто вернуться к озеру и залечь на зиму у черепах. Так зачем же надрываться, особенно если всё это зря? Других ходов много, Пожиратели всё едино пролезут.
Несколько горьких капель упали на язык, всего несколько капель, но встряхнуло это как от удара небесным огнём по темени, и вместе с силой по астральному телу прокатилась боль. Энергопроводящие потоки гудели и вибрировали, не готовые вновь содержать такую энергию, они были как свежая рана, только-только начавшая затягиваться, но бесцеремонно обновлённая. Маг громко выдохнул пар через стиснутые зубы, утёр пот дрожавшей рукой, старательно восстановил дыхание.
Воспоследовавшее причинило новую боль, но он всё равно протянул огромные невидимые ладони мыслесилы к колоннам, обхватил их и потянул, сжимая, кроша камень в щебёнку. Колонны сломались, но арка не рухнула полностью, лишь заметно просела. Поэтому Тобиус воздел руки над головой, сцепил их в двойной кулак и обрушил удар сверху, один, второй, третий, пока, наконец, проход не завалило, и изрядная часть ландшафта не просела тоже. Пыли поднялось немного, зато множество деревьев повалились со стоном и треском.