В доме веселья
Шрифт:
— Потому что вы — изумительное зрелище, я всегда хочу видеть, чем вы заняты.
— Как бы вы увидели, чем я занята, если бы вас здесь не было?
Селден улыбнулся:
— Я не льщу себя надеждой, что мое присутствие сбило вас с пути даже на волосок.
— Нелепость! Ведь если вас здесь нет, то определенно я не могу гулять с вами.
— Нет. Но прогулка со мной — это для вас всего лишь иной способ использовать материал. Вы — художник, а я — всего лишь мазок краски, пригодившейся вам сегодня. Это часть вашего дара — способность, импровизируя, создавать обдуманные эффекты.
Лили снова улыбнулась: его слова были слишком проницательны, чтобы
Лили приняла его сочувствие с вялой благодарностью, побуждая, поскольку сама она оказалась плохой компанией, присоединиться к тем, кто после ланча уже садился в автомобили, направляясь к Ван Осбургам в Пикскил. Мистер Грайс был растроган ее бескорыстием и, дабы избежать пугающего безделья пополудни, последовал совету, отбыв в скорби под пыльником и защитными очками. Когда авто исчезло с глаз, она улыбнулась сходству Грайса с озадаченным жуком. Селден наблюдал за ее маневрами с ленивым удовольствием. Она никак не ответила на его предложение провести остаток дня вместе, но, по мере того как ее планы раскрывались, он все больше понимал, что включен в них. Дом опустел, и, услышав ее шаги на дальней лестнице, он последовал за ней в бильярдную.
На Лили была шляпка и прогулочное платье, псы ластились к ее ногам.
— Я подумала все-таки, что свежий воздух может пойти мне на пользу, — объяснила она, и он согласился, что подобное лекарство стоит опробовать.
Экскурсия должна была занять их друзей часа на четыре, Лили и Селден располагали остатком дня, и чувство праздности и безопасности придали последний легкий штрих ее настроению. Так много времени для разговоров, и никакой определенной темы, — у нее есть возможность испытать редкостное наслаждение причудами ума.
Она чувствовала себя свободной от всяких задних мыслей, поэтому отреагировала на его обвинение негодующе.
— Я не понимаю, — сказала она, — почему вы всегда подозреваете меня в умысле?
— Мне показалось, что вы сами признавались в этом. Вы сказали мне на днях, что должны быть последовательной: если человек делает что-либо, лучше быть прилежным.
— Если вы признаете, что девушка, о которой некому подумать, обязана думать о себе сама, то я готова принять обвинение. Но вы, вероятно, полагаете, что я ужасный человек, никогда не уступающий импульсам.
— Ах, да ничуть, разве я не сказал вам, что ваш гений состоит в преобразовании импульсов в намерения?
— Мой гений? — отозвалась она эхом с внезапной ноткой усталости. — Есть ли более надежное испытание на гениальность, чем успех?
Селден сдвинул шляпу со лба и косо взглянул на нее:
— Успех — что такое успех? Мне было бы интересно услышать ваше определение.
— Успех? — Она задумалась. — Взять от жизни все, что можно, я полагаю. Хотя это относительно, в конце концов. Разве вы так не думаете?
— Я так думаю? Господи упаси! — Он опустился на скамью с неожиданной энергией, опершись локтями на колени и глядя на тучные поля. — Мое понимание успеха, — сказал он, — это свобода личности.
— Свобода? Свобода от забот?
— От всего: от денег, нищеты, от удобств и тревог, всякой материальности. Жить в республике духа — вот что я называю успехом.
Она склонилась к нему в ответном порыве:
— Я знаю, я знаю… Как странно, но именно это я чувствую сегодня.
Он взглянул на нее с затаенной нежностью.
— Это чувство — редкость для вас? — спросил он.
Она зарделась под его взглядом:
— Вы полагаете, что я ужасно корыстна, так? Но, возможно, это потому, что у меня никогда не было выбора. Или, другими словами, никто не рассказывал мне о республике духа.
— Но никто и не может рассказать. Это страна, путь в которую каждый должен отыскать сам.
— Но я никогда бы не нашла дороги туда, если бы вы не были моим проводником.
— Ах, там стоят указатели, но надо уметь их читать.
— Ну да, я знала, знала! — воскликнула она, светясь воодушевлением. — Каждый раз, когда вижу вас, я читаю язык знаков — и вчера вечером за ужином мне открылась тропка в вашу республику.
Селден все еще смотрел на нее, но уже по-другому. До сих пор он находил в ее присутствии и в ее речах эстетическое развлечение, которое рефлексивный человек склонен искать в эпизодическом общении с хорошенькими женщинами. Его отношение к ней было отношением восхищенного наблюдателя, и ему было почти жаль обнаружить в ней эмоциональную слабость, которая могла бы помешать осуществлению ее целей. Но теперь малейший намек на слабость стал самым интересным ее свойством. Этим утром она предстала перед ним в легком беспорядке; ее лицо побледнело и изменилось, но то, что она чуть подурнела, придало ей трогательное очарование. «Именно так она выглядит, когда она одна!» — была его первая мысль; и вторая: как она изменилась, когда появился он. Это был опасный момент в их отношениях, ведь теперь ее симпатия к нему была очевидной и несомненной. Под каким бы углом он ни рассматривал их расцветающую близость, он не мог воспринять это сближение как часть ее жизненных планов; но оказаться непредвиденным элементом в карьере, столь точно рассчитанной, — такой поворот мог взволновать даже человека, отказавшегося от чувственных опытов.
— Что ж, — сказал он, — вы хотите увидеть больше, стать одной из нас?
Говоря так, он вытащил сигареты, а она потянула руку к портсигару:
— О, дайте мне одну, я не курила целую вечность.
— Что за неуместное воздержание? В Белломонте курят все.
— Да, но это неприлично для jeune fille `a marier; [9] а в настоящий момент я — jeune fille `a marier.
— Ах, тогда я боюсь, что вас не пустят в республику.
9
Девушка на выданье (фр.).