В доме веселья
Шрифт:
Ни слова не говоря, Селден протянул ей руку. Так же безмолвно она приняла ее, и они вышли, но не туда, где ждал накрытый к ужину стол, а против общего течения. Лица проплывали мимо, словно образы в стремительном потоке сновидения; она едва ли замечала, куда Селден ведет ее, пока они не вышли через стеклянную дверь в конце длинной анфилады комнат, внезапно очутившись в душистой тишине сада. Под ногами шуршал гравий, а вокруг простирался сумрак летней ночи. Подвесные фонарики создавали изумрудные пещеры в гуще листвы и белили струи ключа, бьющего среди водяных лилий. Это волшебное место было пустынно: ни звука, кроме плеска струй, опадающих на широкие листы, да обрывков музыки, долетающей, казалось, с того края
Селден и Лили замерли: нереальность сцены казалась им частью их собственных ощущений, подобных сновидению. Их не удивили ни летний бриз, обвевающий лица, ни огоньки среди ветвей, повторяющиеся под сводами звездного неба. И пустынность вокруг была для них не более странной, чем сладость оттого, что они здесь наедине. Наконец Лили высвободила руку и свернула в сторону. Ее стройную фигурку в белом платье очертил сумрак ветвей. Селден пошел за ней следом, и все так же молча они сели на скамейку у родника.
Внезапно она подняла глаза и посмотрела на него серьезно и умоляюще, как ребенок.
— Вы не разговариваете со мной — вы плохо думаете обо мне, — прошептала она.
— Но я все равно о вас думаю, Бог тому свидетель! — сказал он.
— Почему мы не видимся? Почему мы не можем быть друзьями? Вы когда-то обещали мне помощь! — продолжала она тем же тоном, слова как будто сами срывались с губ.
— Я могу вам помочь только своей любовью, — сказал он приглушенно.
Она не ответила, но повернула к нему лицо нежным движением цветка. Он медленно наклонился к ней, и губы их встретились. Она отпрянула и встала со скамейки. Он тоже поднялся, они стояли друг против друга. Внезапно она схватила его ладонь и прижала ее на мгновение к своей щеке.
— Ах, любите меня, любите, но не говорите так!
Она заглянула ему прямо в глаза и, прежде чем он смог ответить, повернулась и, проскользнув сквозь сплетение ветвей, исчезла в сияющем пространстве за ними.
Селден остался стоять на месте. Он слишком хорошо знал быстротечность таких изысканных минут, чтобы пытаться следовать за ней. Но вскоре он вернулся в дом и сквозь пустые комнаты направился к выходу. Несколько дам в роскошных накидках уже собрались в мраморном вестибюле, а в гардеробной он застал Ван Олстина и Гаса Тренора.
Первый из них, когда вошел Селден, стоял и придирчиво выбирал сигару из ряда серебряных коробок, гостеприимно расставленных на столике у двери.
— Привет, Селден, что, тоже уходите? Вы такой же эпикуреец, как и я, и не хотите видеть, как все эти богини уплетают черепаховый суп? Боже, столько хорошеньких женщин, но ни одна не сравнится с моей маленькой кузиной. А драгоценности? Вот скажите мне, зачем женщина надевает драгоценности, если ей и так есть что показать! Вся беда в том, что все эти безделушки совершенно скрывают фигуру. Я никогда не замечал, как прекрасно сложена Лили.
— И не ее вина, если теперь об этом не знают все, — проворчал Тренор, покраснев от натуги в борьбе с собственным пальто. — Дурновкусица, говорю я вам, а не сигары. Никакой гарантии, что вы курите в этих новых домах, — похоже, тут сигары закупает повар. Остаться на ужин? Нет уж, дудки! Народу набивается столько, что нельзя даже подойти к тем, с кем хотел бы пообщаться… Я уж скорее стану ужинать в вагоне надземки в час пик. Моя жена была чертовски права, что не пошла, она верно говорит: жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее, объезжая норовистых нуворишей.
Глава 13
Лили пробудилась после сладкого сна и нашла у изголовья две записки.
Одна была от миссис Тренор, которая сообщала, что ненадолго приедет в город и надеется, что мисс Барт найдет возможность пообедать с ней. Другая — от Селдена. Он кратко написал, что важное дело требует его присутствия в Олбани и посему он не вернется до вечера, но
Лили, откинувшись на подушки, задумчиво глядела на письмо Селдена. Сцена в оранжерее у Браев была частью ее снов, но она не ожидала, что пробуждение станет доказательством их реальности. Ее первой реакцией было раздражение: этот непредвиденный поступок Селдена усложнил ей жизнь. Так не похоже на него — поддаться столь иррациональному порыву! Неужели он и вправду хочет сделать ей предложение? Однажды она уже объяснила ему, что надежда его тщетна, и его последующее поведение, казалось, подтверждало, что он принял отказ с благоразумием, каким-то образом унизившим ее тщеславие. И благоразумие это держалось только за счет его отказа видеть ее. Но хотя не было ничего в жизни слаще, чем ощущение власти над ним, она видела опасность повторения того, что случилось минувшим вечером. Поскольку она не могла выйти за него замуж, было бы благом для него и облегчением для нее самой черкнуть ему строчку-другую и дружески уклониться от свидания — наверняка он прекрасно поймет такой намек, — а когда они встретятся снова, то будут, как обычно, на дружеской ноге.
Лили спрыгнула с кровати и направилась прямо к письменному столу. Ей захотелось написать письмо немедленно, пока решимость ей не изменила. Она чувствовала слабость после короткого сна и вчерашних волнений, а взгляд на письмо Селдена вернул ее к кульминации торжества, к моменту, когда она прочла в его глазах, что нет такой философии, которая могла бы устоять перед ее силой. Как хорошо было бы пережить это снова… никто другой не смог бы заставить ее с такой полнотой испытать это чувство; и она не хотела отказом испортить себе роскошное воспоминание. Она взяла перо и стремительно написала: «Завтра в четыре», и пробормотала под нос, когда засовывала лист в конверт:
— Я легко откажусь от него завтра.
Приглашение Джуди Тренор обрадовало Лили. Это была первая весточка из Белломонта с тех пор, как она последний раз побывала там, а ведь ее до сих пор посещал страх, что она навлекла на себя недовольство Джуди. Но это характерное распоряжение, казалось, намеревалось восстановить их прежние отношения, и Лили улыбнулась мысли, что, скорее всего, подруга призывает ее, дабы послушать рассказ о развлечениях у Браев. Миссис Тренор не почтила своим присутствием праздник, возможно, по причине, откровенно провозглашенной ее мужем, или, как чуть иначе сформулировала миссис Фишер: «Она не выносит нуворишей, если только не сама их открыла». Но в любом случае, как подозревала Лили, Джуди, надменно оставшись в Белломонте, со всепоглощающим рвением хотела услышать обо всем, что пропустила, узнать совершенно точно, в какой мере миссис Веллингтон Брай превзошла всех предыдущих конкурентов в глазах общества. Лили была вполне готова удовлетворить ее любопытство, но так случилось, что у нее уже было приглашение на обед. Однако, подумав, она решила заехать к миссис Тренор хоть ненадолго и позвонила горничной, чтобы та отправила телеграмму, извещающую о намерении повидать подругу этим вечером в десять часов.
Она обедала с миссис Фишер, собравшей на неформальный пир нескольких участников вчерашнего действа. В студии после обеда играл негритянский джаз, ибо миссис Фишер, разочаровавшись в республиканстве, занялась ваянием и присоединила к своему тесному домику просторную квартиру, которая в часы лепных вдохновений служила студией, а в другое время обслуживала ее неутомимое гостеприимство. Лили не хотела уходить, потому что обед был восхитителен и ей хотелось подольше побездельничать с сигаретой в зубах, послушать пару песенок. Но Лили не могла пропустить свидание с Джуди и вскоре после десяти попросила хозяйку вызвать двуколку и поехала к Тренорам на Пятую авеню.