В доме веселья
Шрифт:
Роуздейл в образе родителя вряд ли мог смягчить Лили, и все же она не могла не заметить его простоватой доброты в обращении с ребенком. Эта доброта ни в коем случае не была показной и поверхностной нежностью гостя под пристальным взором матери, ведь Роуздейл и девчушка были в комнате одни, и что-то в нем казалось простым и доброжелательным, по сравнению с критически настроенным маленьким существом, принимавшим знаки его внимания. Да, он мог быть добрым — и Лили еще на пороге успела это понять, — конечно, добрым по-своему, вульгарно, бессовестно, жадно, как хищник с добычей. У нее был только миг, чтобы обдумать, смягчилось ее отвращение
Для Лили не было неожиданностью, что Роуздейл здесь — единственный ее знакомый среди гостей. Хоть она и хозяйка дома не встречались после того памятного разговора, когда обсуждалось ее будущее, Лили знала, что проницательность, которая позволяла миссис Фишер проложить безмятежный путь среди враждующих сил, часто служила благу друзей. Именно это характеризовало Керри лучше всего: хотя она активно собирала колосья с изобильных полей для своих амбаров, ее настоящие симпатии были в местах иных — с теми, кому не повезло, кто был непопулярен, несчастлив, со всеми ее голодными тружениками на стерне успеха.
Опыт миссис Фишер предостерег ее от ошибки в первый же вечер подвергнуть Лили ничем не разбавленному воздействию личности Роуздейла. Кейт Корби и двое-трое мужчин заскочили на ужин, и Лили, внимательная к мельчайшим деталям подругиных методов, увидела, что усилия, затраченные на нее, — это задел на будущее, до тех пор, пока она не обретет достаточно мужества, чтобы воспользоваться их плодами. Она относилась к этому с чувством неохотного попустительства, с пассивностью больного, смирившегося с прикосновениями хирурга, и эта беспомощная апатия не исчезла и после отъезда гостей, когда миссис Фишер поднялась к ней в спальню.
— Ты не возражаешь, если я зайду и выкурю сигарету у огонька? У меня в комнате мы можем разбудить ребенка.
Миссис Фишер оглядела ее взором заботливой хозяйки:
— Я надеюсь, что ты хорошо устроилась, дорогая? Прелестный домик, правда? Такая благодать — провести несколько спокойных недель с ребенком.
Керри в редкие моменты благополучия становилась настолько расточительной в своем материнстве, что мисс Барт иногда спрашивала себя: если у нее когда-нибудь будет достаточно времени и денег, не посвятит ли она их дочери целиком и полностью?
— Это заслуженный отдых, по крайней мере для меня, — продолжила она, со вздохом облегчения опускаясь на покрытую подушками скамеечку у огня. — Луиза Брай — крепкий орешек, я часто жалела, что не вернулась к Гормерам. Говорят, от любви люди делаются ревнивыми и подозрительными, так что уж говорить об амбициях! Луиза частенько ночами не спала, раздумывая, получила она приглашение потому, что я с ней, или потому, что она со мной, и она вечно расставляет ловушки, пытаясь выведать, что я думаю об этом. Конечно, мне пришлось отречься от моих старых друзей, чтобы она не заподозрила, будто обязана мне знакомствами, но все это время я нужна была ей именно для того, чтобы ввести ее в общество, за что она и выписала мне жирный чек, когда сезон закончился.
Миссис Фишер была не из тех женщин, которые переводят разговор на себя без причины, и она, совсем не чуждаясь обходного маневра, использовала прямую речь, словно фокусник пустую болтовню, отвлекая внимание зрителя, чтобы в решающий момент обнаружить истинную цель,
— Твои волосы восхитительны, Лили. Истончились? Какое это имеет значение, когда они такие сияющие и густые? У стольких женщин все их волнения тут же сказываются на волосах, но по твоим не скажешь, что ты вообще когда-нибудь волновалась. Ты никогда не выглядела лучше, чем сегодня вечером. Матти Гормер сказала мне, что Морпет хотел писать тебя, — почему ты не согласилась ему позировать?
Мисс Барт поглядела в зеркало на отражение лица, которое сейчас обсуждалось, и сказала с ноткой раздражения:
— Я не хочу принимать портрет от Пола Морпета в дар.
Миссис Фишер задумалась.
— Н-нет. Но теперь, особенно… впрочем, он может написать его, когда ты выйдешь замуж.
Она подождала немного и продолжила:
— Кстати, Матти заходила недавно. Приехала в воскресенье — и с Бертой Дорсет, подумать только!
Она сделала паузу, наблюдая, какой эффект произвело сообщение, но щетка в руке мисс Барт продолжала невозмутимое движение ото лба к затылку.
— Изумлению моему не было предела, — настаивала миссис Фишер. — Нет в мире двух женщин, настолько не созданных друг для друга… с точки зрения Берты, конечно. Матти-то, бедолага, полагает вполне естественным, что Берта проявила к ней интерес… без сомнения, кролик всегда думает, что это он очаровывает удава. Я же тебе говорила, что Матти тайно мечтает предаваться скуке в истинно светском окружении, и сейчас время пришло — я предвижу, что она пожертвует старыми друзьями.
Лили отложила щетку и обожгла подругу взглядом.
— Включая меня? — предположила она.
— Ах, дорогуша, — пробормотала миссис Фишер, приподнявшись, чтобы подвинуть полено в камине.
— Это и есть план Берты, так, что ли? — продолжала мисс Барт спокойно. — Конечно, она ничего не делает просто так, и, уезжая с Лонг-Айленда, я понимала, что она расставляет силки для Матти.
Миссис Фишер вздохнула уклончиво:
— Она постится сейчас, в любом случае. Шумная независимость Матти — всего лишь более утонченная форма снобизма, если подумать. Берта уже может заставить ее поверить во что угодно!.. И я боюсь, что она уже начала, бедное мое дитя, внушать ужасы про тебя.
Лили покраснела под сенью ниспадающих волос.
— Мир слишком мерзок, — пробормотала она, спрятавшись от испытующего взгляда миссис Фишер.
— Да, не очень приятное место, и единственный способ сохранить опору — это бороться с ним на его условиях, и прежде всего, моя дорогая, не в одиночку! — Миссис Фишер собрала все свои зыбкие скрытые смыслы в решительный кулак. — Ты рассказала мне так мало, что я могу только догадываться о происходящем, но мы все живем в такой спешке, что совсем нет времени продолжать ненавидеть кого-то без причины, и если Берта по-прежнему готова на все, лишь бы очернить тебя, значит, она все еще тебя боится. С ее точки зрения, есть только одна причина бояться тебя, и я уверена, что, если ты хочешь наказать ее, у тебя должны быть средства под рукой. Думаю, можно было бы женить на тебе Джорджа Дорсета хоть завтра, но, если тебя не устраивает именно такая форма мести, единственное, что спасет тебя от Берты, — это брак с кем-нибудь другим.