В душной ночи звезда
Шрифт:
Неумело прижимая к себе свёрток, притащился к подводам Кастусь. Мальчишка так расстроился, что даже заплетался ногами.
Некоторые мужчины из обоза были ещё в городе, но другие успели решить свои дела и теперь отдыхали на пустых возах, чинили одежду и проверяли конскую упряжь, играли в орлянку*. Они только закончили подшучивать над богатым деревенским парнем, которого отец впервые одного отпустил в дальний путь.
Спросили парня: что возил? Тот отвечал: зерно, пеньку. Мужчины не поверили. Зерно возили, но не в Чернигов, а в заходние земли, где его охотно раскупали и дорого платили - ляшские и особенно немецкие города нуждались в провианте. И торгом этим
Парня обложили вопросами:
– Только ли зерном нагрузил тебя батька?
– Ну, ещё кой-чего...
– Бобры или соболя просили продать кой-чего из своей одёжки?
– съехидничали догадливые мужчины.
– Бобры...
– признался молодой крестьянин.
– Так, значит, товара грошей на тридцать, а то и больше. Мытное хоть как положено платил?
Парень покраснел, отвечал уклончиво.
Тут, против обыкновения, в разговор вступил Бод:
– Больше с нами не поедешь, Фёдор. Выручать тебя из Черниговского острога да вносить залог не хочется. Пока я езжу, местные власти мне доверяют, верят на слово. И помогают, чем могут. Ссориться с ними из-за тебя не стану.
После слов бортника мужчины вдруг задумались. Вспомнили, как в прошлую поездку Бод, ничего не объясняя, отказался выезжать из Чернигова. Скупо отвечал:
– Поберегусь, и вам советую. Задержитесь на день-два, целее будете.
Ему поверили, остались. Только двое, сердясь, не согласились выжидать. Дорога вроде как была изъезженной и исхоженной, бояться нечего: решили, что быстро налегке доберутся до Любеча, а там обязательно найдутся попутчики дальше. К Боду подошли с обвинениями, что он завёл себе тут свой интерес и держит остальных.
Напраслина, но бортник стерпел. Спокойно ответил:
– Не спеши, не то успеешь.
Но мужчины вскипели, стали раздувать ссору. Бод молча отвернулся.
Остальные подорожники испугались за бортника - уверены были, что получит он сейчас удар в спину. Но обошлось. Расстались без навязок.
Через сутки в город пришло известие, что на гостинце случилось страшное. Отряд разбойников захватил богатый купеческий обоз. Это, скорее всего, были беглые московиты всех званий, спасавшиеся, кто как мог, от ужасов и беззакония опричнины. Они, пробираясь в литовские земли, не брезговали разбоем. Купцов и слабую охрану, - никто не ожидал такой дерзкой вылазки!
– припугнули, отогнали, но оставили в живых. Но убили двоих путешествующих. Говорили, что, видно, те от страха или по другой причине попытались махать топорами или ножичками перед отчаянным лесным народом, вот и не пощадили их. Речицкие мещане по совету бортника немедленно отправились в путь, - разбойники на время затаятся. Мужчины спрашивали Бода: как узнал про опасность? Но он сослался на плохой сон. Теперь же, после разговора с Фёдором, в голове у каждого мелькнула догадка - а не на мытне ли шепнули мудрому бортнику про воровской разгул? И кто знает, какими путями сбывают краденое лихие люди? И почему, и кто допустил их промышлять так далеко от границы с Московским царством?.. В этот момент и принёс Кастусь свою находку.
Свёрток крикнул громко и хрипловато. Крохотный младенец нашёл силы заявить о себе.
Мужчины попрыгали с подвод, сбежались.
– Это ещё откуда?
Кто-то пошутил:
– О, парень удачно гроши вложил - купил себе ляльку.
На весельчака зашипели. Что делать с ребёнком? Кастусь, чувствуя себя без вины виноватым, что притащил такую обузу, рассказал, как нашёл мёртвой молодую женщину, скрутившуюся на земле, а под ней так же, как сейчас, громко крикнул ребёнок. Вокруг ходили, принюхиваясь, большие злые собаки. Кастусю стало жаль младенца. Он не решился убежать, чтобы позвать на помощь людей: собаки могли порвать дитя, он взял свёрток на руки и понёс. Один и другой встречный, которым он пытался показать ребёнка, отмахнулись от него. Не удивительно - кому такое добро надо?! И Кастусь пошёл к своим.
– Хлопец или девка?
– спросили дядьки.
– Не знаю. Как потом обратно скрутить пелены?
– Это богатырь. Гаркнул громко, как маршалок*.
– У нашей старостихи тоже голос не слабый, хоть и не маршалок.
– Чем кормить будем? Что за народ - двенадцать человек, да ещё трое недорослей, и все не молочные!
Кастусь готов был размокнуть от огорчения. Он уже подумывал: не спрятаться ли ему, затаиться под подводами, чтобы не отправили обратно в город заносить младенца?
Но Бод забрал свёрток у него из рук, проговорил про себя: "Ну, вот мы и встретились, человечек". Внимательно посмотрел на спутников. Среди растерявшихся мужчин, в ворохе их спутанных мыслей, зацепил одну.
Козьма, тот самый Козьма, который когда-то расплатился с ним за нанесённые побои, дрогнул сердцем. У Козьмы только-только умерла мать. И взрослому человеку впервые взглянуло в лицо одиночество. Глядя на младенца, он задумался - с кем рядом встретит старость? Кто будет его, Козьму, хоронить, как он недавно похоронил старую мать?
Бод встретился с Козьмой глазами. Они не были приятелями, но и врагами не стали.
– Пойдёмте со мной, Козьма и Кастусь, поищем мамку грудничку, - обратился к ним чародей.
По пути выспросил у Кастуся: было ли синим лицо покойной? Тот подтвердил.
– Сердце остановилось, - вздохнул Бод.
Они принялись расспрашивать не мужчин - женщин. Скоро выяснили, что в городе сейчас немало беглых и одиноких баб, падавших с ног от голода и несчастий. Скорее всего, сказали женщины, покойная была из них. С таким крохотным младенцем не положено выходить из дому: опасались сглаза. Раз пошла, куда глаза глядят, значит, без родни, без приюта. Может, хотела избавиться от ребёнка. Значит, это дитя теперь круглая сирота.
Где найти кормилицу?
Бабы надумались не сразу, но потом показали бедную хату, в которой из милости старики приютили одну молодуху, родившую мальчика чуть ли не на пороге у них. Не согласится ли она покормить найдёныша?
Туда и зашли.
Молодка была в доме одна. Ох, как она испугалась прихода чужих мужчин! Задрожала, завыла по-бабьи, кинулась к младенцу, дремавшему в колыбели - деревянном корыте, подвешенном на верёвках. Это Бод забыл произнести на пороге особые слова.
После того, как он сотворил про себя благое пожелание, круглолицая Матрёна успокоилась. Быстро высушила свои слёзы и за хорошее вознаграждение с готовностью согласилась приложить ребёнка к груди.
Она украдкой косилась на рыжего Козьму. А Козьма без суеты опустился на лаву, всем своим видом давая понять, что не сойдёт с места, пока ребёнок не будет накормлен как следует. Он откровенно рассматривал молодую женщину, думал о своём, любовался открывшейся её грудью, которую бедняжке и прикрыть от мужского глаза нечем в бедной избе.
И при чём тут Бод, если Козьма, оценив покатые плечи, крепкую шею молодухи, наглядевшись на её простоватое, круглое, как луна, доброе лицо, вдруг предложил: