В этом году в Иерусалиме
Шрифт:
«Бесконечность зеркал» начинается довольно невинно вроде бы как роман, но роман этот такого рода, что вместо того, чтобы его рецензировать, подмывает проверять его достоверность. Для затравки мистер Кондон сообщает, что отдал этому роману три года жизни, проштудировал множество книг, затем перечисляет, как делается в титрах фильмов, примерно сорок шесть источников, которые пошли на создание романа. Еврейскую истории он вдумчиво осваивал по, как я полагаю, «Основам иудаизма» Милтона Стейнберга, «Во что веруют евреи» раввина Филиппа С. Бернстейна и т. д.; жизнь концлагеря изучал по «Поведению людей в концлагере» доктора Эли А. Коэна, великолепные особняки по описаниям (Сачеверелла) Ситуэлла [117] в его «Прекрасных особняках Европы»; с беседами Эйхмана он, скорее всего, знакомился благодаря любезности этого прославленного мастера «дополнительного диалога» Ханны Арендт. Откуда почерпнуты сведения о костюмах, в титрах не указано.
117
Сачеверелл Ситуэлл (1897–1988) — английский поэт, историк искусств, автор нескольких книг
Начальные страницы романа — действие в нем разворачивается в 1932 году в Париже — перегружены документальными подробностями. Только вместо «опознавательных» кадров, нас оповещают (и я не сомневаюсь, что мистер Кондон как нельзя более точен) о том, что «на днях учреждена Национальная лотерея; Мальро получил Гонкуровскую премию, Мориак [118] стал членом Академии, Шанель выпустила первую партию духов под маркой своего дома моды…». А вот и типичные образчики диалогов, тоже, очевидно, воссозданных по первоисточникам:
118
Андрэ Мальро (1901–1976) — французский писатель.
Франсуа Мориак (1885–1970) — французский писатель, лауреат Нобелевской премии 1952 г.
— Миссис Муди, вы видели эту американскую теннисистку?
— Это вы о Хелен Уиллс?
— Вы там были?
— Нет.
(Пропустите девять строк).
— Дивная выставка ню в Гранд-Палэ.
— Вчера вечером мы ходили на монпарнасское шоу в Салон де Тюильри. Очень недурственно.
Вдобавок в «Бесконечности зеркал» «динамичный», как говорят киношники сюжет, а в придачу — в избытке вольных сцен. Фабула в принципе вполне сгодилась бы для вестерна или триллера, только тут материалом для нее послужил Холокост. Роман — если вкратце — рассказывает о судьбе Полы Бернхайм, дочери французского еврея, величайшего актера своего времени. Пола выходит замуж за немца, штабного офицера Вееле, рослого блондинистого красавца. Они уезжают в предвоенный Берлин, там развратный эсэсовский офицер, втайне вожделеющий евреек, пытается изнасиловать Полу, в войну он снова сталкивается с ней в Париже, куда Пола бежала с сыном. В Париже этот эсэсовец в ходе ночной эсэсовской razzia [119] хватает Полиного сына (он — наполовину еврей). Мальчик погибает. Пола и Вееле мстят эсэсовцу — избивают его и бросают в поезд, идущий в Дахау. И только тут Пола «осознает», что тоже стала чудовищем.
119
Налет (нем.).
Однако такое конспективное изложение не воздает должное разбросанным попутно массовым сценам и беспардонному сочинительству. В повествовании дважды появляется Гитлер собственной персоной. Один раз, чтобы вынести Вееле благодарность за проявленную воинскую доблесть, но гораздо более эффектно на балу в Берлине, куда он «приходит в отменно сшитом вечернем костюме» и прямиком устремляется к Поле — поцеловать ей руку. «Моя дорогая, могу ли я иметь удовольствие пожелать вам доброго вечера?» Оказывается, Гитлер тоже питает слабость к еврейкам, но Пола в порядке компенсации за то, что дала Гитлеру поцеловать руку, лягает «эту жуткую бабищу Геббельса». Геринг и Эйхман — как же без него — тоже задействованы, потому что едва сюжет начинает разворачиваться, хроника подлинных событий и вымышленные герои — их пока что держали врозь — перемешиваются, и в результате автору перестаешь верить.
Притом нельзя не признать, что «Бесконечность зеркал» весьма читабельна и богата романтическими деталями из жизни высшего общества. Что мистеру Кондону удалось, так это подать приход Гитлера к власти гламурно и сексуально. Наличествует в романе и побочная линия комического толка о приключения тайных агентов, выдержанная в лучших традициях английского кино. Так что я в претензии к мистеру Кондону главным образом не за то, что он написал плохой роман, а за то, что он написал роман аморальный.
С тех пор как вышли «Бесконечность зеркал» и другие романы средней руки, эксплуатирующие тему Холокоста, наметился новый поворот в этой теме. Шестидневная война 1967-го. Метаморфоза. Евреев или, во всяком случае, израильтян уподобляют нацистам.
В 1970-м выпуск периодического информационного бюллетеня «Евреи Восточной Европы», издающегося Эммануэлем Литвиновым [120] , был целиком отдан под карикатуры из советских газет — в них сионизм уравнивают с фашизмом и уподобляют «змею, нацелившемуся проглотить весь мир». В очень характерной карикатуре — в данном случае перепечатанной русским журналом из «Берлинер цайтунг» [121] — Даян, нависший над пустыней, одной рукой вцепился в Газу, другую запустил в Иерусалим, его науськивает заляпанный кровью оборванный Гитлер: «Даян, ты — способный ученик». В тех случаях, когда Израиль олицетворяет не одноглазый генерал, он предстает в образе пузатого, злобного солдата с крючковатым носом. Цель таких карикатур куда как ясна: возбудить гнев человеколюбивых левых и устыдить евреев, однако в моем случае эти карикатуры не сработали. По правде говоря, я был польщен. Подумать только — при нашей-то истории — это хрупкое ребро, исторгнутое из тела Аравии, вселяет страх, поэтому сначала я от души порадовался и, лишь пораскинув умом, возмутился тем, что нас так не понимают.
120
Эммануэль Литвинов — английский поэт, писатель и журналист.
121
«Берлинер цайтунг» — ежедневная газета, издававшаяся в ГДР с 1945 г.
И опять же легковесная карикатура Хорнера [122] в «Нью стейтсмене»
122
Гарри Хорнер (1910–1994) — американский карикатурист.
Да-да, снова шесть миллионов.
Я охотно верю, что неевреям, не говоря уж об изгнанных арабах, а перед ними есть за что держать ответ, так же опостылели разговоры о шести миллионах, как мне разговоры о том, что все чернокожие по определению люди прекрасной души и что они были бы очень рады, если бы на эту тему наложили запрет, но факт есть факт — шесть миллионов погибли. И от этого не уйти. Однако должен признать, что кое-какие из наиболее сомнительных дел, совершаемых в память о них, стоят у меня поперек горла. Когда они были живы, им нигде не было места, но теперь, когда их убили, с их горя стали собирать урожай, объявлять себя их наследниками. В 1960-м в Монреале я слышал, как небогатого ума раввин, уговаривая евреев своего пригородного прихода жертвовать на банкетный зал при синагоге, взывал к памяти шести миллионов. Спустя несколько лет в Лидсе, куда я поехал по заданию «Санди таймc», мне попалась на глаза передовица в «Джуиш газетт», направленная против смешанных браков, заканчивалась она так: «Изверг Гитлер приложил все силы, чтобы стереть еврейский народ с лица земли. И если не остеречься, мы, по всей видимости, завершим за него эту задачу»; как будто женитьбу на йоркширской шиксе можно приравнять к путешествию в газовую камеру.
А не так давно шесть миллионов призвал на помощь Джеймс Болдуин [123] . Болдуин адресовал открытое письмо «моей сестре мисс Анджеле Дэвис [124] », в нем он писал: «Ты нескончаемо одинока — одинока так же, как еврейская домохозяйка в вагоне, направляющемся в Дахау…»
Сопоставление, увы, истеричное, возмутительное и до крайности неточное. В силу чего оно сослужило мисс Дэвис — а я не исключаю, что ее обвинили облыжно, — плохую службу. Еврейские домохозяйки, которых везли в Дахау, были отнюдь не одиноки, напротив, их сотнями заталкивали в наглухо законопаченные вагоны, и они стояли там впритык друг к другу со своими детьми много дней кряду, изнывая от жажды и дыша запахом собственных испражнений. И на станции их не приветствовали ни фоторепортеры, ни активисты. И «Ньюсуик» [125] не посвящал им главный материал номера. И не светил им также прогремевший во всем мире процесс, на котором присутствовали бы — или не присутствовали — советские наблюдатели. И о них не кричали бы заголовки всех газет, как в случае мисс Анджелы Дэвис, по той вполне понятной причине, что в отправке еврейских домохозяек в газовую камеру ничего необычного не было. И имен их никто не знал, лишь номера.
123
Джеймс Болдуин (1924–1987) — негритянский писатель США.
124
Анджела Дэвис (р. 1944) — участница антивоенного движения и движения чернокожих Америки. В 1970 г. была арестована по обвинению в «соучастии в убийстве». С 1973 г. член ЦК Коммунистической партии США.
125
«Ньюсуик» — еженедельный журнал новостей и обозрений правого толка.
Номера эти вроде бы отчасти оплачены. Потому что израильское правительство, испытывающее жестокую нужду в деньгах, приняло (увы, никак не к чести его) компенсацию за погибших, оценив их поголовно. Какая, хотел бы я знать, prix fixe [126] мальчику, утопленному в нечистотах, и во что встанет счет за младенца, сваренного в жире, вытопленном из его родителей?
И вот что еще.
Задним числом легко оценить все, так сказать, здраво, и в конце концов мы пришли вот к какому выводу: если евреи в массовом порядке повлеклись на смерть, не иначе как тут (с точки зрения психологии) не обошлось без какого-то умысла с их стороны, а раз так, в их гибели никто не виноват. Или наоборот, сами они и виноваты. Ушлые евреи, вознамерившись во что бы то ни стало покончить с собой, чтобы уйти из жизни, использовали немцев в своих целях: обвели их вокруг пальца. А немцев — теперь-то нам это ясно — предали Чемберлен, Папа, Рузвельт и бессердечные политиканы, которые в желании заполучить тот самый пресловутый фунт мяса не пошли в 1944-м на капитуляцию на условиях противника. А ведь в таком случае немецкое сопротивление, то бишь сотня аристократов и генералов, было бы спасено. Циник мог бы на это сказать: если таков масштаб немецкого сопротивления, притом весьма запоздалого, значит, оно было неизмеримо меньшим, чем еврейское сопротивление в Варшаве, Белостоке, Гродно, Треблинке, Собиборе и даже Аушвице. «Существуют подлинные документы, свидетельства очевидцев, — пишет Эли Визель, — и они рассказывают, как воевали эти бедные сорвиголовы, когда их читаешь, не знаешь — ликовать ли от восторга или рыдать от ярости. И удивляешься: как они — эти оголодавшие юнцы, эти загнанные мужчины, эти замордованные женщины, — как они решились, как они смогли с оружием в руках выступить против нацистской армии… Мы говорим: с оружием в руках. С каким таким оружием? Да у них его можно сказать, что и не было. За один-единственный револьвер им приходилось платить чистым золотом».
126
Твердая цена (фр.).