В глубине Великого Кристалла-2
Шрифт:
– А в чем?
– Ну... да ты не думай, что у нас плохие ребята! Только у них всегда нет времени. Кто на музыку бежит, кто в олимпийскую секцию, кто еще куда... Получается, что людям просто некогда дружить.
– А здесь?
Фаддейка рассудительно сказал:
– Одноклассников-то не выбирают, а здесь играй, с кем нравится.
Юля хотела деликатно возразить: мол, и в Среднекамске не обязательно друзей только в классе искать. Но Фаддейка заговорил опять. Уже по-другому, весело:
– Тут знаешь, какие придумывалыцики есть! Мы на той неделе воздушный шар из бумаги сделали, с дымом. И он
– А разве бывают марсианские глобусы?
– Конечно... Юль, а хочешь, я короткую дорогу покажу, не через мост? Я брод знаю, глубина не больше чем тебе до колена. Хочешь?
Юля зябко поежилась:
– Я... наверное, хочу, но не сейчас. Мне за прошлые сутки хватило приключений.
Нина Федосьевна оказалась вовсе не строгой. Наоборот, была она очень милая и приветливая. Чем-то походила на Киру Сергеевну. Так похожи друг на друга бывают пожилые женщины, всю жизнь проработавшие в библиотеках, театрах или музеях.
Юле Нина Федосьевна очень обрадовалась. Во-первых, по доброте душевной, во-вторых, потому, что "видите ли, как получилось, Юленька, одна наша сотрудница вышла на пенсию и уехала к сыну, а вторая в декретном отпуске. И я кручусь, кручусь и ежедневно прихожу в отчаяние...".
Она мелко засмеялась, прижимая кончики пальцев к седым вискам. Юля тоже улыбнулась и подумала, что здесь ее то и дело называют Юленькой. Версту коломенскую...
– Только работа, Юленька, будет для вас, наверное, скучноватая: читателей сейчас мало, а дело такое: надо перебрать и сверить каталоги, переписать некоторые карточки абонемента. В них полный хаос...
Юля сказала, что работу она видела всякую, скучать не станет, а веселиться, если придет такое настроение, будет после рабочего дня. При этом почему-то вспомнила Фаддейку. И не откладывая взялась за дело.
Сначала она принялась разбирать по алфавиту читательские карточки, которые молодая работница абонемента (ныне пребывающая в декрете) действительно держала в "порядочном беспорядке". Неожиданно дело оказалось совсем не скучным. За каждым именем Юле представлялись живые мальчишки и девчонки: аккуратные отличницы, берущие книжки по программе; растрепанные троечники, которые читают в основном про шпионов и про космос; юные изобретатели - те, что глотают, как "Трех мушкетеров", "Занимательную физику", "Теорию относительности для всех" и свежие номера "Техники - молодежи"; шумливых октябрят, спорящих из-за очереди на "Буратино" и "Волшебника Изумрудного города"; озабоченных десятиклассников, которые перед экзаменами выпрашивают на лишний денек Белинского и Добролюбова...
Некоторые карточки были просто готовые портреты и характеры. Трудно разве представить, например, первоклассника Николая Вертишеева, дважды бравшего "Приключения Незнайки", или Эллу Лебедушкину, читающую биографию Рахманинова из серии ЖЗЛ?
Могли, конечно, быть ошибки. Вертишеев мог оказаться тихим мальчонкой, который никогда не вертится на уроках, а Лебедушкина - неуклюжей девицей, не умеющей сыграть гаммы... Но вот попался портрет знакомый и точный! Фаддей Сеткин...
– Ой, Нина Федосьевна! Это же Фаддейка, да? Племянник Киры Сергеевны?
Нина Федосьевна охотно оторвалась от ящика с каталогом:
– Ну разумеется! Вы уже познакомились? Ах да, вполне понятно...
– Ох, познакомились, - сказала Юля.
– Весьма даже...
Нина Федосьевна покивала и поулыбалась:
– А знаете ли, Юленька, он славный мальчик. Правда, слишком замурзанный и немного шумный...
Юля уже поняла, что больше всего Нина Федосьевна боится шума, и это казалось непонятным у заведующей детской библиотекой; но зато других недостатков у Нины Федосьевны, кажется, больше вообще не было.
Юля охотно согласилась с краткой Фаддейкиной характеристикой и заглянула в карточку.
Читательские интересы Фаддея Сеткина были крайне разнообразны. Если не сказать - беспорядочны. "Приключения Электроника" и "Оливер Твист", "Словарь юного астронома" и "Воспоминания о сынах полков", "Сказки народов Севера" и "В плену у японцев" капитана Головнина. А еще - "Казаки" Толстого, "Малыш и Карлсон" и "Мифы Востока"...
– Ну и ну, - сказала Юля.
Нина Федосьевна опять покивала:
– Бессистемное чтение, но что поделаешь. И ходит нерегулярно. То глотает семь книжек за неделю, а то не показывается полмесяца. Но с книжками очень аккуратен! Новые даже обертывает... Правда, один раз мы с ним поссорились.
Юля вопросительно подняла глаза.
– Нет-нет, не из-за неряшества. Мы крупно поспорили из-за "Аэлиты". Вы же знаете, Юленька, детям эта книга всегда нравится, а наш милый товарищ Сеткин прочел и заявил категорически: "Чушь!.." Я даже очки уронила. "Как, - говорю, - ты можешь так об Алексее Николаевиче?.." А он знаете что? "Если Алексей Николаевич, значит, врать можно?" - "Что значит, - возмутилась я, - врать? Это же фантастика! Писательское воображение! Ты же сам столько фантастики перечитал и всегда хвалил!" И что же отвечает мне этот юный ниспровергатель классиков? "Фантазировать надо тоже с умом! На Марсе всё не так. "Марсианские хроники" Брэдбери и то лучше..." Я, конечно, и сама неравнодушна к Брэдбери, это, безусловно, талант, но... В общем, я не выдержала и сказала, что таких критиков следует ставить носом в угол. И расстались мы сухо.
– А потом?
– смеясь, спросила Юля.
– Он не появлялся неделю. А потом откуда-то узнал про мой день рождения и притащил целый сноп васильков. При этом был в новой рубашке и сиял как начищенный колокольчик.
– Он и сегодня хотел прискакать, - вспомнила Юля.
– Обещал в обед меня навестить.
Но Фаддейка пришел только в конце дня. Встрепан и помят он был больше обычного, к оранжевой майке прилипли золотистые чешуйки сосновой коры. Он сообщил, что тете Кире привезли дрова и пришлось их укладывать на дворе в поленницу.
– Таскал, таскал, чуть пуп не сорвал.
– Он стрельнул искристым глазом в сторону Нины Федосьевны.
– Фаддей...
– страдальчески протянула она.
– Ой, простите, Нина Федосьевна! Я нелитературно выразился, да?
– Юля, может быть, хотя бы вы займетесь воспитанием этого Гамена? простонала Нина Федосьевна.
– Кира Сергеевна, видимо, уже отчаялась.
– Займусь, - пообещала Юля и показала Фаддейке кулак. Он потупил глазки, но тут же дурашливо сказал:
– Гамен - это парижский беспризорник? Вроде Гавроша? Значит, здесь у нас Париж, ура! Да здравствует баррикада на улице Шанврёри!