В глубине Великого Кристалла. Пограничники
Шрифт:
– Что порвал?
– Ну, кольцо времени. Есть такое физическое понятие. Он для этого взорвал рельсы на мосту. И сорвался, упал.
– Разбился?
– Он… понимаешь, он ударился о планету. И родилась новая галактика.
– Это легенда?
Витька повел плечом.
– Какая же легенда… если галактика вот она…
– А этот мальчик… он, значит, погиб?
– Наверно, он ожил в этой, в своей галактике. Она же его. Так Юкки говорит…
– Кто?
– Мальчик один, путешественник. Он ходит по всем…
– Как он ходит по дорогам? Один?
– Иногда один, иногда с сестренкой.
– А кто их отпускает путешествовать?
– А кого они спрашивают? – вырвалось у Витьки.
Люся вздохнула. Зябко шевельнула плечами, хотя было не холодно. Витька понял, что ей кажется, будто сверху дышит сам Космос. Она согнулась, натянула до отказа гольфы – так, что они закрыли коленки, потом попыталась натянуть посильнее и белую измятую юбочку. Поежилась опять, ухватила себя за локти.
Вот тут бы взять ее ладонями за плечи, придвинуть к себе. Ну, честное слово, без всяких мыслей о любви и объятиях и о всякой чуши, просто чтобы ей стало теплее от его рук. Не посмел. Почему? Сгреб ведь недавно в охапку и перетащил через ручей без всяких церемоний. А сейчас… Нет, ему мешала не мальчишеская робость, а что-то иное. То же, что мешало начать разговор о пространствах и Пограничниках…
Витька положил себе фонарик на колено – чтобы не гас без тепла. Стащил через голову рубашку, накинул Люсе на спину, как плащ, рукавами вперед. Тяжелый медный петушок царапнул ему ладонь.
– Вить… – вдруг вздохнула Люся. – Я за тебя боюсь.
– Да брось ты, мне не холодно, у меня еще майка.
– Я не про то…
А про что она? Ведь он же ничего еще ей не рассказал. Почему-то опять вспомнилась «пчела». И мохнатый шарик страха прокатился по спине. Витька спрятал тревогу под хмурой шуткой:
– Разве я тебя за этим сюда привел?
Она промолчала, но будто спросила: «А зачем?»
Гелькина галактика уже ушла за край круга. Теперь в его центре висела маленькая, с аккуратным хвостиком комета…
– Посмотри, – сказал Витька с последней надеждой.
– Да… Забавная такая. Как на картинке.
– Я не про комету. Просто на звезды посмотри. Подольше… Похожи на что-нибудь?
Она смотрела целую минуту. Старательно.
– На огоньки. На искры… Они же разные…
Цезарь, тот увидел почти сразу. Если глядеть пристально, скоро многие звезды делались похожими на далекие-далекие светящиеся окна. Такие, как в маленьких домах, на окраине старого города. С переплетом в виде буквы Т…
Но сейчас Витька смотреть не стал. Все равно свои глаза другому не подаришь… Он решительно взял Люсю за кисти рук.
– Пойдем… Ух, замерзла-то, вся в гусиной коже.
Она не спорила. Только с какой-то мыслью свела брови и прикусила губу.
Вверх шли быстро и поднялись очень скоро. День ошарашил их своим жаром и светом. Люся зажмурилась, заулыбалась. Бросила на траву рубашку. Витька поднял, отцепил петушка. Скрутил рубашку жгутом, подпоясался. Значок приколол к майке, а фонарик стал заталкивать в карман на шортах.
– Откуда он такой? – спросила Люся с виноватой ноткой. – Никогда раньше не видела.
– Так… подарок.
Фонарик подарил Цезарь, здесь таких не делали.
– Знаешь, Вить, было очень интересно… – нерешительно сказала Люся. – Только я ужасно боюсь подземелий. Даже в погреб стараюсь не лазить лишний раз.
– Ничего. Все уже позади, – хмыкнул Витька.
– Может, ты жалеешь, что взял меня сюда? Или боишься, что разболтаю?
– Ни капельки, – искренне сказал он. Потому что знал: никто без него не найдет сюда дорогу. – Ладно, пошли…
– Ой, а ты опять хромаешь.
Нога снова болела.
– Ерунда. Я же говорю: стукнулся пяткой…
– Может, вылечишь ее… своим шариком?
– Неохота возиться. Почти не больно, дохромаю до дома.
– Дорога-то все-таки длинная…
Витька поморщился, Люся замолчала. Наверное, она думала, что он злится или обижается. А он – ни то, ни другое. Просто было скучно. Так бывает иногда среди затянувшейся игры. Вдруг понимаешь – все надоело. Кругом по-прежнему бегают, шумят, веселятся, а тебе уже не хочется. И знаешь – сегодня больше ничего интересного не будет. Лишь пустой вечер перед сном…
Чтобы спрятать эту скуку, Витька сказал бодро:
– Длинной дороги не бойся! Я ведь хитрый. Сейчас перевалим через горку, а там шоссе и автобусы, через Яртыш идут. Остановка у самой «Сферы».
– Ой… а почему сюда не поехали на автобусе?
– Для пущей романтики. Чтобы путешествие…
Не объяснять же теперь, что такое локальный барьер и почему в Итта-даг можно войти лишь у осыпи…
«Горка» оказалась ничего себе, забирались минут двадцать. Опять через дубняк и всякие колючки. Люся еще больше обтрепала юбочку и блузку. Но лезла за Витькой послушно и неутомимо.
Для спуска нашли удобную тропинку. И скоро стояли на обочине теплой от солнца бетонки, рядом с решетчатым павильоном автобусной остановки «Солнечные часы».
Сами часы видны были через дорогу. Низкий гранитный цоколь, на нем трехметровый наклонный круг с медными ликами солнца и месяца, черные числа и блестящий, как меч, треугольный перпендикуляр из нержавейки. Тень от него лежала между цифрами 4 и 5.
– Смотри-ка, уже половина пятого! То-то я такая голодная!
– Часы неправильно поставлены, – глядя вдоль тракта, сказал Витька. – Сейчас ровно четыре. То есть шестнадцать.
– Ох уж! Откуда ты знаешь?
Витька вынул и молча показал зеркальце. Под бисерным слоем микролампочек светилось красное, чуть размытое число 15.59 и прыгали, торопясь к нолям, секундные цифры.
– Подумаешь, – притворяясь беззаботно упрямой, зевнула Люся. – Может, как раз у тебя неправильно. Элементы сели…
– Здесь нет элементов… Не веришь мне, поверь петуху. Петухи всегда в четыре часа пополудни орут. Слышишь?
– Не слышу…
– Да ты что! Вон там, за деревьями!