В глубине Великого Кристалла. Пограничники
Шрифт:
Старик защищал не себя, он держал руку над мальчишкой.
Мальчик – худенький, с проступившими под кожей ребрами – был беззащитен в своей наготе, как бледно-желтый росток на кромке гранитного обрыва. Но он не боялся. Он верил в оберегающую силу Хранителя. Он в отличие от всех других, кто здесь на стенах, даже слегка улыбался. Лицо мальчишки было запрокинуто. Встав на цыпочки, он тянулся вверх и сплетал над головой пальцы своих ладоней. Словно прикрывался от невидимых лучей и в то же время стремился им навстречу.
– Красиво… сделано, – скованно
Кое-где кусочки мозаики вывалились, и тело мальчика словно пробито было кубическими пулями. Но он все равно был беззаботный и живой.
– Гляди на его руки, – быстро сказал Витька. – Видишь, как они соединяются? Одна ладонь вверх, другая вниз. Это символ кольца Мёбиуса.
– Да?
– Да… Древний знак соединенных пространств.
– Красиво, – опять сказала она. И добавила, помолчав: – Древние люди были настоящие мастера, верно?
– Еще бы! Они уже тогда знали, что здесь Меридиан. Поэтому и поставили обсерваторию.
– Я думала, это храм.
– И храм, и обсерватория… Пойдем. – Он потянул ее за руку, уловив еле ощутимое сопротивление. Впрочем, тут же она шагнула следом.
За коротким коридором было еще одно помещение. Вот уж действительно храм! Большой восьмиугольный зал. Точнее, квадратный, но со срезанными углами – четыре стены широкие и четыре узкие. В узких были прорезаны окна-щели, в них тоже сочился отраженный от камней свет. Широкое, как желтое одеяло, пятно от фонарика опять пошло по стенам, выхватывая лица, крылья, лошадиные головы и складки одежд. Потом в нише у самого пола заблестели громадные стеклянные колбы. Разбитые.
– Здесь были большие песочные часы.
– Жаль, что разбились, – послушно сказала Люся. – А там что?
В другой нише отражала желтые блики метровая медная доска с делениями, а рядом лежало черное, видимо чугунное, колесо.
– По-моему, это старинный гироскоп… – Витька хотел еще объяснить, почему он так думает и что такое гироскоп на Генеральном меридиане.
– А-а… – сказала Люся и посмотрела вверх. Витька повел туда фонариком. Стены, сужаясь, переходили в сводчатый потолок. Однако в центре храма потолка не было – пространство уходило вверх широкой цилиндрической пустотой. Как в церкви с круглой башней, увенчанной куполом. Но от края зала, от стены, всю внутренность башни и купола было не разглядеть. Видны были только нижние края узких окон, в которые шел все тот же нерешительный полусвет.
– Высотища, – вздохнула Люся.
– Да. Теперь идем. – Витька решительно повел ее к центру. – Смотри под ноги, не запнись.
Посреди храма поднимался круглый постамент из камня. Высотой Витьке до колен. Или телескоп здесь когда-то стоял, или, может, статуя Хранителя… Витька вспрыгнул, потянул Люсю. Она ойкнула: оказывается, шла с закрытыми глазами.
– Теперь смотри вверх.
Витька ожидал, что она вскрикнет. Или хотя бы охнет негромко. Но она только прижалась к его плечу. Помолчала и спросила шепотом:
– Вить, а как это сделано?
Он слегка отодвинулся.
– Это не сделано. Это по правде…
Купола не было. Вместо него – небо. Высокое, густо-черное, как в середине августовской ночи. С россыпью переливчатых далеких звезд.
Далеких – но по-разному. Одни виднелись просто далеко, другие – в страшной космической глубине. Некоторые, казалось, вот-вот взорвутся от избытка своего белого или голубого света. Но таких было не очень много. Больше – просто ярких. И не очень яркие были. И совсем крошечные искорки, они еле проклевывались сквозь великое пространство космоса. А всех вместе – громадное множество. Кое-где точками светлого дыма висели звездные туманности…
– Но мы же под землей… – тихо, потерянно сказала Люся.
– Ну… мы-то да… А храм уходит вверх. Сама видишь, какая высота.
– Но сейчас же день…
В окна-щели по-прежнему сочился неясный свет очень далекого отраженного солнца. А над этими окнами – чернота ночи и праздничный блеск созвездий.
– Видишь ли… – Витька подавил в себе неожиданный толчок досады. – Это… наверно, эффект колодца. Слышала, что со дна колодца можно увидеть звезды?
– Кажется, слышала… Но здесь же не колодец. Вон как широко…
– Ну и все равно… Сама видишь.
Конечно, про колодец – это ерунда. Ни другим, ни себе Витька не мог бы объяснить, почему здесь видно звездное небо. По силам ли ему, пацану-шестикласснику, разобраться во всем, что происходит на стыках граней Кристалла и в витках многомерного Сопределья? Но кое о чем рассказать он все-таки мог. Про Генеральный меридиан, про споры о Мёбиус-векторе, который указывает путь с грани на грань. И про сам Кристалл Вселенной, где каждая из бесчисленных граней – целый мир. А главное – про переходы из одного такого мира в другие. Туда, где живут друзья. Пограничники…
Он и хотел рассказать про это. Еще недавно хотел. Когда шли сюда…
А что мешает сейчас? Да ничего… только… Почему она такая сделалась?
– Ты боишься? Люсь…
– Я? – сказала она чуть удивленно. Не опуская лица, мотнула головой. – Нисколько.
И не должна. Ведь локальный барьер у осыпи она прошла, не моргнула. Скицын и тот застрял при первом разе, а она даже не заметила…
Люся по-прежнему смотрела вверх. Потом, не опуская лица, шагнула вперед, соскочила с постамента, села, все так же глядя в небо. Сказала тихо:
– Смотри-ка, они движутся…
– Конечно! – обрадованно отозвался Витька. Сел рядом. Осторожно, почти незаметно звездное небо перемещалось в черном круге. Справа налево. – Гляди, сейчас появится… пятнышко такое… Вон, у синей большой звезды!
– Вижу… Это что, спутник?
– Какой же спутник! Приглядись внимательно. Оно как завиток, спираль… Видишь?
– Кажется, да.
– Это галактика Гельки Травушкина.
– Кого?
– Мальчик был такой… В дальних краях. Он однажды порвал темпоральную петлю, чтобы спасти друзей…