В годы большой войны
Шрифт:
В этом донесении Шульце-Бойзен впервые упомянул о Сталинграде, раскрывая советскому командованию стратегический замысел германских войск, направление ударов, запланированных на летнюю кампанию сорок второго года. За восемь месяцев до событий!
Сообщение Коро подтвердил Арвид Харнак, который получил эти сведения из других источников — в министерстве экономики. Харнак изучал перспективные обеспечения страны горючим. Сюда включены потребности армии. В разделе «Нефть» внимание советника привлекла одна фраза: «Получение каких-либо новых, крупных источников нефти ожидается не ранее весны, начала лета 1942 года…» Ну конечно, тут подразумевались кавказские месторождения нефти! Значительное наступление
По этому поводу в Центр ушло новое донесение. Радиосвязь между Москвой и берлинским подпольем, преодолевая все препятствия, поддерживалась уже полгода после начала войны…
Фрау Мирке так и распирало от переполнявших ее чувств, вызванных неожиданным событием — ей предстояло ехать не куда-нибудь, а в Берхтесгаден, в резиденцию самого фюрера… Треволнения хозяйки модного салона передавались и ее сотрудницам — модельершам, закройщицам, портнихам, которые вместе с фрау Мирке озабоченно суетились, делали последние стежки и без конца нашептывали друг другу по секрету все новые подробности предстоящей поездки. Ева Браун, любовница Гитлера, заказала вечернее платье, в котором она намерена появиться на приеме в Москве… Немецкие войска вот-вот вступят в советскую столицу. Фюрер уже назначил день военного парада и большой прием в Кремлевском дворце. Времени осталось совсем немного, и фрау Мирке срочно летит в Берхтесгаден, чтобы сделать последнюю примерку. Платье давно могло быть готово, но не находили французских кружев для его отделки. Посылали специальный самолет в Париж, а кружев-то требовалось всего полметра…
Волнения достигли своей кульминации, когда в день отъезда в ателье явились два дюжих эсэсовца и распорядились при них уложить в чемодан вещи, предназначенные для Евы Браун. Хозяйка, не дыша, укладывала туалеты, тщательно расправляя каждую складочку, а когда все было уложено, эсэсовцы заперли чемоданы и унесли их в «хорьх», стоявший перед входом в заведение фрау Мирке. Разряженная как на праздник, она уселась в машину и в сопровождении эсэсовцев отбыла на Темпельгофский аэродром.
Модный салон высшего класса, называвшийся по имени бывшей владелицы ателье «Анна Мария Кайзер», находился в центре Берлина, на Брюккен-аллее, вблизи Тиргартена. Заказать здесь платье было мечтой каждой берлинской модницы: фрау Мирке обслуживала только привилегированных особ, только сливки, или, как говорили в Берлине, крем высшего общества, во главе с Евой Браун. В ателье «Анна Мария Кайзер» заказывали свои туалеты жены заправил фашистской Германии — рейхсмаршала Геринга, Геббельса, фельдмаршала Кейтеля, министра иностранных дел Риббентропа, фельдмаршала Кессельринга, рейхсфюрера по трудовым резервам Хирля… Ну и, конечно, только у фрау Мирке шили свои костюмы все немецкие кинозвезды.
Здесь, в модном салоне на Брюккен-аллее, работала манекенщицей красивая молодая женщина — Ина Лаутеншлегер. Она не уступала внешностью голливудским актрисам. Ина обслуживала высокопоставленных клиенток, рекомендовала им фасоны, демонстрируя перед ними новинки, только что входившие в моду. Ева Браун, выбирая фасоны платьев, прибегала к услугам изящной манекенщицы и без конца заставляла Ину прохаживаться перед ней в новых и новых нарядах.
«Знатные дамы» в ожидании примерки коротали время за разговорами — обменивались светскими новостями, болтали о нарядах, сплетничали, не таясь от обаятельной и приветливой манекенщицы.
— Вы знаете, — тоном избалованной девочки говорила Браун, — я даже и представить себе не могу, как только люди едят пирожные на маргарине. Я, например…
Дальше шли рассуждения о том, кто что предпочитает, и даже удивлялись, как это люди живут на продовольственные карточки,
Фрау Геббельс привозила двусмысленные анекдоты или рассказывала самые последние новости, почему-то переходя на таинственный шепот: «А вы знаете, у Риббентропов…»
Новость заключалась в том, что министр фон Риббентроп построил для дочери купальный бассейн, но оказалось, что зеленоватый кафель, которым облицевали бассейн, бледнит купальщиц. Решили это проверить. Уже наступила осень, но тем не менее к Риббентропу прислали десяток эсэсовцев, и они в плавках полезли в холодную воду. В бассейне они долго плавали вдот холода, но тель бортов, пока эксперты определяли — бледнит бассейн или не бледнит. Может быть, ола эсэсовцев действительно выглядели бледными. Во всяком случае, облицовку решили сменить.
Среди праздных разговоров и дамских пересудов случалось и так, что дамы разбалтывали услышанные от мужей секреты о предстоящих военных действиях.
Обо всем услышанном в ателье Ина рассказывала своему приятелю Гансу Коппи. Ганс передавал наиболее важную информацию дальше.
На этот раз они встретились на берегу озера в Ленитце. Ганс сел за весла, а Ина негромко рассказывала ему про суету, возникшую в ателье.
— Это важно, — ответил Коппи. — Ну а вы собираетесь ехать?
— Да, по поездку отложили на несколько дней из-за платьев Евы Браун.
Манекенщицы фрау Мирке собирались ехать на модешоу — выставку мод, демонстрировать там новые фасоны наступившего осеннего сезона.
— О вашей поездке я говорил с Харро, он заинтересовался этим и хотел бы с тобой встретиться. Для тебя есть задание.
Ина слышала о Шульце-Бонзене, но никогда с ним не встречалась. В среду после обеда Ганс с Иной зашли в кафе на Лейпцигерштрассе, как раз напротив военно-воздушного министерства. Именно здесь Харро назначил встречу.
— Ты слишком красивая, — шутливо говорил Ганс. — На тебя все обращают внимание. С тобой опасно ходить на явку… Не завидую я твоему Лаутеншлегеру.
Ина засмеялась. Почти следом за ними в кафе вошел Харро. Он был в штатском. Глазами нашел Коппи и подсел к столику. Он показался Ине озабоченным и усталым.
— А вот и наш Петер, — представил Ину Ганс Коппи, знакомя ее с Шульце-Бойзеном; так называли в подполье Ину Лаутеншлегер.
— Ганс мне давно о вас говорил, — сказал Харро. — Говорил много хорошего. Вы не боитесь? Задание опасное.
Ина пожала плечами:
— Об этом следовало бы спрашивать лет шесть назад…
Ганс заранее подготовил Ину, и она уже знала, о чем пойдет речь. Ее хотят послать курьером, чтобы переправить туда донесения. Задание очень важное. Но Коппи умолчал о главном — в Берлине один за другим вышли из строя их передатчики. Связь с Москвой затруднилась, и вся надежда была на то, что удастся переправить донесения со специальным курьером. Выбор пал на Ину Лаутеншлегер. Прежде она уже занималась подобными делами.
— Ну вот и отлично! — воскликнул Харро. — Ваш муж, кажется, в армии?
— Да — на Восточном фронте.
— Я же тебе рассказывал, — напомнил Копии. — Он служит на батарее главного калибра. Такие батареи подчиняются верховному командованию.
— Помню, помню… Ну, а какие вообще новости?
— Наци собираются праздновать победу в Москве, их жены уже готовят туалеты…
Он рассказал о том, что передала ему Ина. Харро помрачнел.
— Наша задача в том и заключается, чтобы не допустить их праздника, — сказал он. — Ваша поездка, — Харро обратился к Ине, — имеет к этому прямое отношение. Коппи передаст вам все, что нужно… Аппарат исправить не удалось? — спросил он у Ганса.