В годы большой войны
Шрифт:
Гейнц стал расспрашивать о разговоре, Гиринг отмахнулся:
— Это совершенно непостижимо… Ей бы работать в криминальной полиции, — пробормотал он.
В назначенный гадалкой день Гиринг приехал к ней снова. Она отдала гороскоп, сказав, что согласна с астрологом. Расположение планет в день рождения неизвестного лица подтверждает его судьбу и его будущее…
В Берлине неуловимые передатчики то появлялись в эфире, то надолго исчезали.
Действовали передатчики в Амстердаме… Гиринг и решил направить усилия своих людей прежде всего на оккупированные страны. Там где-то действовали по меньшей мере три коротковолновые станции. Установить точно, где они находятся, не удавалось. Вскоре выяснилось одно досадное обстоятельство: новые пеленгаторы, только что изготовленные на фирме «Лёве опта радио»,
Обнаружить дефект удалось случайно — аппараты навели на радиостанцию, и приборы показали, что станция, которая была видна отовсюду, расположена будто бы в другом квартале…
А произошло это совсем не случайно. По меньшей мере трое сотрудников экспериментальной военной исследовательской фирмы «Лёве опта радио» были связаны с группой Харро Шульце-Бойзена… Среди них находился сорокалетний дипломированный инженер, доктор технических наук Ганс Генрих Кумеров, работавший в бюро военных изобретений этой фирмы. Еще в предвоенные годы он связал свою судьбу с Советской Россией. Убежденный противник нацизма, он направлял свои усилия, чтобы способствовать освобождению Германии от фашизма. При конструировании пеленгаторов достаточно было знатоку пораскинуть умом, и неприметный дефект давал такое отклонение луча, которое сводило на нет кропотливую работу команды Гиринга.
Аппараты отправили обратно в Берлин для регулировки. А время шло… В поисках неизвестной станции использовали даже разведывательный самолет «шторх», который летал над городом, снабженный исправленным пеленгатором. Но и эти полеты не дали результатов. Передатчик, как заколдованный, продолжал работать. На след таинственного «пианиста» группу Гиринга опять же вывела чистая случайность.
На прямой и пустынной улице, что проходит вблизи городского бульвара, стоял дом, в котором жили две одинокие молодые девушки. Обе француженки. Их соседи — чопорные богомольные фламандцы — стали замечать, что к девушкам часто наведываются мужчины. Быть может, у них под боком притон разврата? — подумали ханжествующие святоши. Если так, пусть девчонки переселяются на Базарную улицу, там это разрешено полицией. На Базарной в каждом окне за книжкой или вязанием сидят этакие размалеванные красавицы легкого поведения. Нужно только, чтоб на окне висела хоть легонькая занавеска. Остальное полиции не касается. Но на такой благопристойной улице… Как можно?!
Сосед-фламандец, по настоянию жены, пришел в полицию, чтобы все это высказать. Полицейский инспектор взял на заметку слова фламандца и решил проверить, чем это там занимаются молодые француженки. Во время этого разговора в полиции сидели два гестаповца из группы Гиринга. А почему бы, придравшись к такому случаю, не осмотреть весь дом? Ведь где-то здесь работает злополучный передатчик…
Ночной налет произвел впечатление грома среди ясного неба. «Француженки» — Софи Познаньска и Рита Арнульд — уже спали, когда нагрянула полиция. Комната Познаньской не вызывала подозрений — скромная студенческая комната, книги, разложенные на столе. Такое же жилье у Арнульд, только без книг… Но на втором этаже, открыв тяжелую дверь, гестаповцы увидели широкоплечего молодого парня, который торопливо рвал какие-то бумаги. Чиркнув спичкой, он поджег их прямо на полу. Гестаповцы бросились к бумагам, затоптали огонь, сгрудились посреди комнаты. Воспользовавшись возникшей сумятицей, человек попытался бежать. Его настигли на улице. Завязалась борьба, здоровяк отбивался, расшвыривал полицейских, но борьба была слишком неравной. Его схватили, заковали в наручники и отправили в управление гестапо. Это был Камиль.
Софья Познаньска, невысокая черноволосая девушка, держала себя спокойно, а Рита Арнульд, исполнявшая здесь обязанности домашней хозяйки, была перепугана насмерть. Она дрожала и громко плакала. Когда ее повели наверх, она сказала сопровождавшему ее гестаповцу:
— Я так и знала, что все этим кончится… Я не хотела! Они втянули меня в организацию…
В какую организацию? На этот вопрос Арнульд не могла ответить. Она ничего не знала. Занималась только тем, что прибирала квартиру да иногда готовила обед. Но Камиль — Рита не знала его настоящей фамилии — каждый день появлялся в их доме, иногда оставался ночевать и часами просиживал у радиоаппарата. Иногда он приходил с другим радистом,
— Это все? — спросил сотрудник гестапо.
— Нет, не все, — шепотом ответила Рита Арнульд. — Поищите в стене за постелью Познаньской… Вы кое-что найдете…
У задержанных стали проверять документы. Софи Познаньска показала свой паспорт — француженка из Бордо. Но когда она заговорила, гестаповцы поняли, что это не так…
— Какая же ты француженка! — бросил ей полицейский. — Не можешь связать двух слов…
Тогда Познаньска вообще перестала отвечать на вопросы, стояла с окаменевшим лицом. Во время обыска она только раз порывисто метнулась вперед, когда полицейский, отодвинув ее кровать, принялся выстукивать стену. В стене обнаружили тайник. Узенькая дверца, замаскированная под деревянную панель, вела в каморку, заставленную склянками с химическими препаратами. Горел красный свет, как в фотолаборатории, где проявляют пленку, печатают фотографии. Здесь нашли несколько бланков для паспортов да еще фотокарточки для удостоверений. На одной был представительный мужчина с надменно вскинутой головой, на другой человек помоложе, с большим ртом и оттопыренными ушами.
— Кто это? — Гиринг показал фотографии Познаньской. Девушек допрашивали порознь.
— Не знаю…
Арнульд сказала:
— Это наш шеф, он редко здесь бывает, и я никогда не слыхала его имени… А это Грин, он приходит чаще. У него есть подружка — высокая, красивая блондинка, — Арнульд подробно и торопливо отвечала на вопросы.
Софи Познаньской было двадцать пять лет. Из Польши она уехала несколько лет назад после смерти родителей. Во Франции ее нашел дядя, брат матери, — единственный родственник, одинокий старик. Он упрашивал Софи остаться жить у него, стать его приемной дочерью. Он богат, очень богат, и все это достанется ей. Софи отказалась. Комфортабельной жизни в собственной вилле на Лазурном берегу предпочла работу, полную опасностей, и тревог. Она хотела помогать Советской России, которую тоже, как и другие подпольщики, считала своей второй родиной.
И вот Познаньску арестовали…
Женщин отправили в тюрьму. Гиринг приказал устроить в квартире засаду. Велел задерживать всех подозрительных, которые будут заходить в дом. В случае нужды звонить в гестапо, он будет там.
Захватив обгоревшие листки, испещренные колонками цифр, фотографии и паспорта, криминальный советник покинул дом после гестаповского налета. Близилось утро. В декабре светает поздно, и на улице было совсем темно.
Рано утром в дом, где устроили гестаповскую засаду, кто-то позвонил. Посетителю открыли входную дверь, и один из гестаповцев сразу встал позади него, чтобы отрезать пути отступления. Но это оказался хозяин дома, который пришел напомнить жильцам, что пора платить арендную плату. На слово не поверили, хозяина задержали, проверили документы, и один из сотрудников Гиринга пошел с ним в дом, где он жил. Все подтвердилось, и перепуганного фламандца отпустили, приказали держать язык за зубами.
Почти следом явился разносчик, сказал — из соседней продуктовой лавочки, — с большой корзиной, нагруженной съестными припасами. Уверял, что ему нужно видеть хозяйку, она заказала кроликов и свежую рыбу. Гестаповец объяснил — жильцов нет дома. Разносчик, этакий простоватый парень, стал допытываться, куда могла уйти хозяйка в такую рань.
— Сеньора сказала, что обязательно будет дома. Я прихожу каждый вторник — куда мне теперь девать кроликов…
Разносчик по-немецки говорил плохо, назвался Карлос Амиго из Уругвая. Сюда приехал на работу, да вот застрял…
Опять не то!.. Уругвайца отвели к хозяину дома, тот подтвердил — действительно работает в соседней лавке, разносит продукты…
Амиго выскользнул на улицу. Было холодно, а может быть, это нервный озноб от пережитого напряжения… Опасность миновала. Как удачно выскользнул он из западни! Но гестаповцы могут спохватиться, вернуть его назад… Амиго дошел до угла и остановился. Он не мог сейчас покинуть эту злополучную улицу — с минуты на минуту должен появиться Сименс. Хозе — как его называют. Амиго знал — ради него сюда приезжает Дюрер, он должен свести их… И вдруг за перекрестком улиц Амиго увидел самого Дюрера!.. Он шел к дому, из которого только что вырвался «разносчик продуктов». На какие-то мгновения Анри потерялся, его заслонил двинувшийся поток машин. Вот он появился снова. Амиго нагнал Дюрера и негромко сказал: