В голубых снегах
Шрифт:
Лес внезапно оборвался. Впереди — группа невысоких берез, буйные заросли крушины и колючего терновника на опушке, а дальше начинались торфяники. Огромное пространство, покрытое застывшими белыми волнами, безотрадное, сиротливое под низко нависшей пеленой туч. С востока подкрадывалась вечерняя мгла. Мутный морозный туман уже размыл далекую линию горизонта. Ветер без устали ворошил ближние островки тростника и рогоза. Темные тугие початки сшибались и лопались, выпуская густые клубы семян, которые мгновенно уносил ветер.
Дети медленно продвигались вдоль опушки, надеясь напасть на свежий след, который выходил
— Здесь как на краю света, — горестно обронила Росси.
Йенс разочарованно и печально кивнул. Марийн угрюмо надвинул на лоб капюшон. Росси высказала то, что думал каждый из них. Теперь о судьбе косули даже ничего не узнаешь. Погибла, наверно. Они сделали все, что могли, и ничего не добились. Такова горькая правда.
Ликса больше всего боялась, что на обратном пути все будут угрюмо молчать, переживая, что у них ничего не вышло.
И тут случилось непредвиденное.
В кустах кто-то стоял. Какой-то человек. Его не сразу заметили и чуть было не прошли мимо. А он их не окликал.
Кашек.
Марийн вскрикнул и подскочил к нему, ткнулся лицом в холодную штормовку.
Кашек помедлил, потом осторожно отстранил Марийна. Кивнул в сторону бурелома и небрежно сказал:
— Она там.
Все замерли, не веря своим ушам. Им бы спросить сейчас Кашека: почему он вообще вернулся? Может, из-за Марийна? Или просто стыдно стало — и вспышки своей, и бегства? Кашек, судя по всему, не шел за ними следом, а сократил путь, обогнув чащу с противоположной стороны. Но теперь все это было неважно, важны были его слова.
— Ты… видел ее? — сразу охрипнув от волнения, спросил Йенс.
— Она как раз в этом месте хотела выбраться из чащи, но не хватило сил… В ветвях застряла. Я уже совсем близко к ней подобрался. Отсюда до нее метров десять, двенадцать… Только вот одному никак не управиться… Если б вдвоем…
— Я! — крикнул Марийн. — Я пойду!..
Кашек мягко тронул его за плечи.
— Нет, только не ты, — сказал он. — Тебе — другое задание. Смотреть в оба!
— На деревья, да? — непроизвольно втянув голову в плечи, спросила Росси.
— Точно! Ни одно дерево не падает сразу. Так не бывает. Я все уже обдумал. Сначала оно немного качнется. Потом, может быть, еще… Да и… — Кашек замялся и, отстраняя Марийна, сурово докончил: — …да и кому-то все равно пришлось бы лезть в этот бурелом, в случае если мы вернемся домой ни с чем и расскажем об этом взрослым. Риск для всех одинаковый… Вот вы и охраняйте нас, ясно? Пока мы там, в чаще, смотрите в оба на деревья! Если что — кричите во все горло!
— Есть охранять! — кивнул Марийн.
Йенс хотел застегнуть уши вязаной шапки, но мешала повязка на руке. Ликса опять пришла ему на помощь. Руки у нее дрожали. С большим трудом она продела пуговицу в заледеневшую петлю. Теплое дыхание Йенса коснулось ее щеки.
— Только там, в чаще, не мешкай. Слышишь, Йенс? — строго предупредил Кашек.
И оба мальчика бросились в чащу: пригнувшись, как бойцы, атакующие под огнем вражеское укрепление. Заслоняя лица, они прямо с ходу врезались в упругое переплетение ветвей, тотчас обдавших их снежной пылью. Еще секунда —
Росси от нетерпения стала подпрыгивать на месте, словно этим ускоришь дело. У Ликсы вдруг все поплыло перед глазами. Бросило в жар. В висках стучала кровь. Страшно за Йенса. Очень. Что же она не удержала его? Ведь в чаще столько ловушек! Только разве его удержишь? Да она и сама, пожалуй, этого не хотела. Если отказаться и от этой последней возможности, потом стыдно будет. Но сколько ни убеждала она себя, страх все же не исчезал.
— А что я говорил! — торжествовал Марийн, пока они следили, не дрогнет ли какой из сломанных стволов. — Кашек только для того и ушел от нас, чтобы все получше обмозговать. Просто иначе ничего не получилось бы… стратегически. А Кашек в стратегии мастак, особенно когда дело принимает опасный оборот. Он мне на прошлой неделе сам рассказывал, как на стройке в Родопах его отец с товарищами спасал одного парня, которого в туннеле завалило… Как они воздух закачивали через шланг и целых тридцать шесть часов копали, копали, бурили отбойными молотками…
— Да помолчи ты! — сморщившись, как от зубной боли, оборвала его Росси.
— Нет, ты понимаешь… тридцать шесть часов…
Не спуская глаз с накренившихся деревьев, Росси протянула руку и схватила Марийна за шиворот:
— Кому говорят, заткнись!
— Да вы… — у Марийна даже голос сорвался, — вы только послушайте…
Как долго они там! Просто нет сил больше ждать. Сердце так колотится. И ветер, как назло, разгулялся. Кажется, что все нависшие деревья сползают вниз, медленно, еле заметно… А ведь рухнут они — тогда конец…
Неожиданно из чащи показались Йенс и Кашек. Они быстро шли рядом. На бледных, исхлестанных ветками лицах мальчиков лежала печать пережитой смертельной опасности. У Кашека разодран рукав штормовки. Йенс без шапки. Они оба запыхались и не могли выговорить ни слова.
Но зато они несли косулю!
Косуля лежала смирно. Лишь когда Кашек стал осторожно класть ее на снег, она задергала копытцами, испуганно завертела головой. Росси, Марийн и Ликса бросились на подмогу, стали ее удерживать, чтобы она не убежала. Ликса обхватила головку косули, положила ее к себе на колени, стала гладить. Косуля была еще маленькая, первогодок. От ее шерсти пахло непривычно крепким лесным духом. Ее мягкие губы были ободраны до крови, очевидно, она не раз пыталась перегрызть острую по краям сетку.
Присев на корточки, Кашек взялся распутывать проволоку, стараясь не сделать косуле больно. Закрутившаяся жгутом петля глубоко врезалась ей в ногу, чуть не до кости. Пока косуля волочила всю сетку за собой, от рывков и ударов петля так затянулась, точно над ней орудовали клещами.
Никакого инструмента у Кашека не было. Разорвать ячейки пальцами оказалось невозможным делом. Тогда Кашек схватил всю петлю и начал гнуть ее взад и вперед. Косуля захрипела, рванулась, тяжело задышала. Постепенно проволока разогревалась, даже жгла руку, и Кашек отпускал ее.