В голубых снегах
Шрифт:
— Как же это вышло? — озадаченно спросил Йенс.
— А я почем знаю… — огрызнулась Росси. — Набрала полные сапоги воды, а нам — ни слова… Принесли бы лучше сена.
— Вечно она что-нибудь устроит, эта овечья шкура! — заворчал Марийн, но наверх все же полез.
Вскоре из открытого лаза стали падать охапки шуршащего сена. Еще сильнее запахло летом.
— Может, Ликсе мои носки надеть? — предложил Йенс.
— На что они ей? — отвергла Росси его жертву. Она усердно вытирала Ликсины сапоги изнутри, выбрасывая один за другим мокрые пучки сена. — Носки не помогут: вон еще здесь сколько грязи.
— Может, хватит уже? — поинтересовался Марийн.
— Там случайно кукурузы нет? — спросила Росси. — Может, початки хоть какие остались?..
— Здесь одно сено. Есть, правда, еще овсяная солома…
— Зачем мне солома…
Наконец, Ликса переобута. Росси отерла пот со лба тыльной стороной ладони.
— Теперь давай топай сама, пока не согреешься… Пока мурашки не забегают…
Ликса попробовала переступить с ноги на ногу и чуть не упала. Ноги у нее были как деревянные, совсем ее не слушались. Но мало-помалу стали отходить. Росси выстлала сеном сапоги до самого верха. Сухие стебельки и травинки кололи ноги, но это было куда приятнее леденящей воды.
— Ну как, теплее стало?
— Чуть-чуть.
— Ну вот, я же говорила! — кивнула Росси, отжимая куртку, словно мокрое полотенце. — Еще немножко попрыгаешь, а там скачи куда хочешь…
— Домой, конечно! — решительно заявил Кашек. — Хватит уж! — И досадливо швырнул что-то на пол. Это был скрученный кусок ржавой сетки длиной около полуметра. Кашек, видимо, подобрал ее где-то в лесу.
Секунду-другую все оторопело молчали. Даже Ликса. Ей бы радоваться, что этой беготне теперь конец. Но она смутно чувствовала: тут что-то не так…
Марийн слез с сеновала и растерянно оглядел находку. Ржаво-коричневая сетка походила на старую кожу, сброшенную во время линьки какой-то огромной змеей.
— Если уж косуля сама по себе… стряхнула эту дрянь, — запинаясь, проговорил Марийн, — зачем мы тогда вообще?..
— Вот именно, зачем? — раздраженно подхватил Кашек. — Все зря. Носимся по лесу, а толку никакого… Я еще утром говорил, что так и будет. Нет, отправились всей командой, впятером, вот и попадаем из одной истории в другую. И вообще затея идиотская… Сколько сейчас?
Марийн затеребил левый рукав:
— Скоро два.
— Семь часов впустую ухлопать! Рекорд, черт возьми! — воскликнул Кашек, в сердцах отшвыривая сетку. Она, звякнув, отлетела в другой конец сарая — как раз туда, где стояла Ликса.
— Если ее так оставить, опять какой-нибудь зверь в ней запутается, — осуждающе сказал Йенс, поднимая сетку. Потом растянул ее, прикинул на глаз длину и продолжал: — Здесь к тому же не все.
— Что значит — не все?..
— А вот то… здесь просто обрывок от нее…
— Не болтай!
— Ты же сам нагнал косулю у речки! Так близко от нее был — неужели не заметил, какой примерно длины сетка? — не отступался Йенс.
— Ничего я не заметил!
Йенс огорченно умолк, но по его глазам видно было, что он сомневается в словах Кашека, а может, счел их уверткой.
— Сетка и вправду длинней была, — вмешалась Ликса.
Она не помнила, долго ли видела косулю там, на просеке, когда стояла в нескольких шагах от нее. Однако прекрасно помнила, в какой позе она лежала.
— Точно, на ноге у нее больше было, — повторила Ликса. — Минимум вдвое больше.
— Вы сантиметром мерили, да?! — съязвил Кашек.
С опушки сквозь шум ветра донесся резкий треск. Это под напором ветра сломалось еще одно дерево, и тут же — тяжкий, сотрясший почву удар.
Все вздрогнули, невольно втянули головы в плечи. Было видно, как ветер уносит облако снежной пыли, которое высоко взметнулось вверх над рухнувшим деревом.
Кашек скривился, судорожно расстегнул кнопки на вороте. На скулах у него заходили желваки.
— Ну, вам все мало? — глухо заговорил он. — Что, если б кто-нибудь из нас оказался именно под тем деревом?! Может, хватит уже этих дурацких подсчетов, всего этого идиотства?! Вон даже на небольшой стройке и то полагается носить защитный шлем. А строители-высотники для подстраховки еще трос себе к поясу прицепляют на специальной защелке. На стройке около подъемного крана, под грузом, вообще ходить запрещается. Всюду вывешивают плакаты, напоминающие, как себя вести, — только бы с кем не стряслось беды. А каждый чувствует за другого ответственность, каждый должен выполнять правила техники безопасности… А мы? Мы лезем на рожон, и хоть бы что… Еще нос задираем, словно это какое-то особо почетное задание!
— А ты, значит, смыться хочешь? — вызывающе спокойным тоном спросила Росси. В уголке рта у нее торчала золотистая соломинка.
— Решает за всех командир, — бледнея, проговорил Кашек, — и потому…
— Ну-у-у, вот командир-то из тебя никудышный, — махнув рукой, перебила его Росси. Она успела кое-как натянуть отсыревшую куртку и теперь, присев на корточки, выискивала в охапках сена налитые колоски, которые можно было бы пожевать.
— Да-да, никудышный, — повторила она. — Пошел бы ты сам впереди — тогда и Ликса бы не ухнула в яму, и косуля не удрала бы… Или пустил бы меня сбегать за бутербродами, сейчас бы у нас животы не подводило от голода, хоть по кусочку, а на всех хватило бы. Тычет тут своими познаниями: «на стройке то, на стройке се»… Если уж кто воображает, так это ты…
— Просто Кашек хотел подчеркнуть, что техника безопасности… — сказал Марийн.
И вот тут-то Кашек, как говорится, взорвался:
— Что ты за мной как попугай повторяешь! Мне твоего заступничества не нужно! Если еще раз пикнешь, я тебе так врежу!..
Он замахнулся, но тут же резко повернул и размашисто зашагал прочь, к просеке. Все молча смотрели ему вслед. Вскоре он стал забирать влево — наверно, чтобы сократить обратный путь и прямиком, через лес, выйти к мосту. Потом фигура Кашека замелькала между стволами, и вот он скрылся в заснеженном кустарнике. Тотчас там всполошилась, пронзительно закричала сойка.