В горах не бывает преступлений
Шрифт:
– Вы меня заинтересовали, – спокойно произнес Людерс. Продолжайте.
– В письме из Лос-Анджелеса было написано, что деньги напечатаны почти безукоризненно, а это значит, что за всем этим стоит организация – ведь нужно доставить чернила, бумагу, формы. Никакая бандитская шайка не справится с такой задачей. Правительственная организация. Организация нацистского правительства.
Японец спрыгнул с кровати и зашипел, но на лице не дрогнул ни одни мускул.
– Мне все еще интересно, – лаконично заметил Людерс.
– А мне нет, – сказал Барон. – Мне кажется, что
– Насколько лет назад уже пытались проделать подобную штуку – распространить огромные суммы фальшивых денег, чтобы собрать фонды для шпионажа, а при случае разрушить нашу валюту и экономику. Наци слишком умны, чтобы заниматься этим. Им нужны настоящие доллары для работы в Центральной и Южной Америке. Ведь нельзя пойти и положить в банк сто тысяч новенькими десятками. Шерифа беспокоит, почему вы выбрали именно это место, горный курорт, в котором живут относительно небогатые люди?
– Но ваш более высокий ум это не беспокоит? – усмехнулся немец.
– Мне это тоже неинтересно, – заметил Барон. – Меня беспокоит то, что на моей территории убивают людей. Я не привык к этому.
– Вы выбрали это место, – сказал я, – главным образом потому, что сюда очень легко доставлять деньги. Пума Пойнт, вероятно, одно из сотен мест, где мало полиции, но где летом бывает уйма приезжих, которые все время меняются, и где можно сажать самолеты, не привлекая ничьего внимания. Но это не единственная причина. Пума Лейк также место, где можно при удачном стечении обстоятельств избавиться от больших денег. Однако вам не повезло. Ваш человек Вебер ошибся. По-моему, вам не стоит объяснять, почему это место идеально подходит для распространения фальшивых денег, если на вас работает достаточно людей?
– Нет, отчего же. Пожалуйста, – попросил Людерс и погладил автомат.
– Потому что три месяца в году в атом районе находятся от двадцати до пятидесяти тысяч приезжих в зависимости от праздников и уик-эндов. А это значит, что ввозятся большие суммы денег и совершаются крупные сделки. И еще здесь нет банка. В результате – в барах, в гостиницах и магазинах все время в ходу чеки, а наличные деньги остаются в обращении до конца курортного сезона, конечно.
– По-моему, очень интересно, – кивнул Людерс. – Но если бы операция находилась под моим руководством, я бы не додумался переводить сюда очень большие суммы. Я бы распределял их во многих местах, но понемногу, проверяя, где и как принимают деньги. Потому что большая часть быстро переходит на рук у руки, и если обнаружится, что они фальшивые, источник проследить будет трудно.
– Да, – согласился я. – Это была бы умнее. По крайней мере вы откровенны.
– Вам, естественно, нет никакого дела до моей откровенности.
Барон внезапно наклонился вперед.
– Послушайте, Людерс. Если вы нас убьете, вам это вряд ли поможет. Мы против вас практически ничего не имеем. Скорее всего Вебера убили вы, но это будет очень трудно доказать. Если вы распространяли фальшивые деньги, вас поймают, но за это не вешают. Так получилось, что у меня с собой пара наручников. Предлагаю вам надеть их на себя и на этого япошку.
Чарли рассмеялся.
– Ха, ха. Очень остроумно. По-моему, он болван.
Людерс слабо улыбнулся.
– Ты все отнес в машину, Чарли?
– Остался последний чемодан.
– Отнеси его и заведи мотор, Чарли.
– Послушайте, Людерс, это не сработает, – принялся убеждать Барон. – В кустах сидит мой человек с крупнокалиберным ружьем. Сейчас полнолуние. У нас отличная пушка, но с ней вы имеете против ружья столько же шансов, сколько мы с Эвансом против вас. Вам не удастся выбраться отсюда без нас. Парень видел, как мы вошли в вагон. Если через двадцать минут мы не выйдем, он вызовет ребят, чтобы выкурить вас с помощью динамита. Я приказал ему вызвать подмогу, если мы не выйдем.
– Очень тяжелая работа, – спокойно сказал немец. – Даже для нас, немцев, это трудная работа. Я устал. Я допустил грубую ошибку, использовав дурака, который сначала совершил кретинский поступок, а затем убил человека, который знал об этом. Но это и моя ошибка. Мне нет прощения. Моя жизнь больше не имеет никакой ценности. Неси чемодан в машину, Чарли.
Чарли кинулся к нему.
– Мне не нравится таскать эти тяжеленные чемоданы, резко сказал он. – Там человек с ружьем. К черту!
Людерс медленно улыбнулся.
– Все это чепуха, Чарли. Если бы у них были люди, они бы давно были здесь. Я поэтому и позволил им говорить – чтобы узнать, одни ли они. Там никого нет. Иди, Чарли, не бойся! – Я пойду, но мне это все равно не нравится, – прошипел японец.
Он вытащил из угла тяжелый чемодан, который с трудом медленно дотащил до двери, поставил на пол и вздохнул. Приоткрыв дверь, Чарли осторожно выглянул на улицу.
– Никого не видно. Может, они соврали?
– Нужно было убрать женщину с собакой, – задумчиво произнес немец. – Я проявил слабость. Что с Куртом?
– Не знаю, – ответил я. – Кто его?
– Встать! – Людерс Ставился на меня.
Я встал. По спине забегали мурашки. Барон тоже поднялся. Его лицо посерело. Седые волосы на висках блестели от пота, градом катившегося по лицу. Однако челюсти продолжали жевать.
– Сколько ты получил на это дело, сынок? – негромко спросил он.
– Сто баков, большую часть которых уже истратил, – хрипло ответил я.
– Я женат сорок лет, – так же тихо сказал шериф. – Мне платят восемьдесят долларов в месяц плюс дом и дрова. Этого не хватает. Черт побери, я должен получать сотню. – Он криво улыбнулся, выплюнул жвачку и посмотрел на Людерса.
– Иди к черту, нацистская свинья!
Людерс медленно поднял автомат. Его зубы обнажились в злорадной улыбке. Изо рта с шипением вырвался воздух.
Затем он положил пушку, достал из внутреннего кармана пиджака люгер и снял большим пальцем предохранитель. Переложив пистолет в левую руку, он спокойно смотрел на нас. Его лицо превратилось в серую каменную маску. Немец поднял пистолет и одновременно поднял правую руку в фашистском приветствия.
– Хайль Гитлер! – воскликнул он, быстро сунул в рот дуло и нажал курок.