В городе Сочи темные ночи (сборник)
Шрифт:
Они сидели в шумном ресторанном зале вдвоем за столиком. Жанна пила шампанское, закусывала бутербродом с красной икрой.
По случаю посещения ресторана Степаныч переоделся, сменил свой пиджак в крупную клетку на костюм с голубым отливом, чтобы порадовать Жанну.
— Я вот фильм хочу снять о молодой девушке, — сказал Степаныч. — Жила она в большой квартире. Был у нее любимый. Родители еще нестарые. Институт… Отец разводил рыбок в аквариуме. Дорогое удовольствие… и вдруг все рухнуло! Любимый бросил. Родители развелись. Квартиру разменяли. Из института исключают — учится плохо. И вот в выходной день
— Кто в главных ролях будет? — спросила Жанна.
— Ищу исполнителей.
— А почему ты не пьешь?
— Нельзя. Я уже свое выпил… Надоело мне пить?.. У меня теперь только одна радость в жизни…
— Какая? — жуя спросила Жанна.
— На тебя смотреть.
Она улыбнулась.
Жанна, несмотря на молодость, рано поняла: надо воспитывать в себе практичность. Ну не всю же жизнь стоять на сквозняке и стучать ножом по чашкам!
Раньше, бывало, она мечтала. Шла ночью с работы от метро и мечтала, как догонит ее тот, кого она так хочет видеть, — курсант Володя — обнимет, прижмет к себе и скажет: "Любимая моя!"
Но вместо этого однажды поздним вечером ее догнал какой-то тип в шляпе. Одной рукой он крепко схватил Жанну за плечи, а другой больно сдавил груди. Жанна закричала, и он трусливо отпрянул, блеснув в темноте очками в золотой оправе, и ринулся в кусты.
Жанне было обидно и смешно. Почти со всеми ее мечтами случалось нечто подобное. Они сбывались, но в какой-то карикатурной форме.
Она мечтала, что появится молодой, высокий, красивый и сделает ее счастливой. Вместо этого появился Степаныч. Он был всем хорош, но возраст… Об этом Жанна старалась не думать. С ним интересно. Это правда. Наверное, надо выйти за него замуж, а там уж видно будет. Говорят, кинорежиссеры часто уезжают на съемки…
Степаныч полез во внутренний карман пиджака, вынул пестрый целлофановый пакетик, протянул Жанне:
— Вот я принес тебе…
Жанна с любопытством развернула пакетик и радостно обнаружила там несколько тонких браслетов, которые сразу же нацепила на руку.
— Серебряные! — сообщил ей Степаныч. — Нравятся?
Она кивнула.
— А почему у тебя машины нет?
— Будет, солнце мое!.. Все будет: машина, квартира кооперативная, дача, жена-красавица… Тебе хорошо со мной?
— Ага… Только завтра вставать рано. Долго сидеть не будем…
В другом конце зала столы были сдвинуты буквой П, там при большом скоплении гостей торжественно женили хулигана Губанищева.
— Горько!.. Горько!.. — орали гости.
Тщательно пережевав пищу, Губанищев с невестой выпили шампанского, встали, обняли друг друга и застыли в поцелуе.
— Раз! Два! Три! — принялись считать гости хором.
Молодоженов и гостей фотографировал сын Степаныча Боря.
— …Двадцать четыре! Двадцать пять!.. — скандировали гости.
Невесте надоело целоваться, и она оттолкнула Губанищева.
Гости радостно затопали ногами и захлопали.
На
— А сейчас для замечательной девушки Жанны мы исполним песню по просьбе ее друга Евгения!
Жанна засмеялась.
Заиграла музыка. "Ведь в городе Сочи темные ночи, темные, темные… И если что-то потерял ты ночью в Сочи, днем с огнем уже не сыщешь, между прочим!.." — весело запел певец-очкарик. Посетители ресторана, оставив пищу, радостно бросились танцевать.
А Степаныч любовался Жанной.
— У меня для тебя еще один сюрприз! — вспомнил он и достал из кармана железнодорожный билет.
— "Москва — Сочи", — прочитала Жанна. — Ой!.. Здорово!.. Море, пальмы… А вдруг меня не отпустят с работы?
— Ты согласна?! У меня брат в Центральных кассах работает. С большим трудом билет на поезд достал. Зима — всем на юг хочется…
Жанна улыбнулась. Степаныч взял ее руку, поцеловал пальцы. Жанна хотела вернуть билет.
— Не надо! — запротестовал Степаныч. — Оставь у себя, мне спокойней… Я так счастлив!.. Я никогда не был так счастлив! Какая ты красивая…
Лена и Олег курили в подъезде. Сквозь неплотно прикрытую дверь квартиры до них долетали возбужденные голоса праздновавших юбилей Стрельникова гостей.
— Сперва мы в театре жили Вхместе с другими артистами. Двенадцать лет в цокольном помещении, в маленькой комнате, — рассказывал Олег. — Там мама и обед готовила на примусе. Мы с сестрой по театру бегаем, слышим, отцу кричат: "Федька! Кончай репетировать! Иди скорей домой! Люба уснула, а у нее опять горит что-то!.." Потом отцу дали звание заслуженного артиста. На следующий день его в горком вызвали, говорят: "На набережной дом стоит четырехэтажный, готовый, пойди выбери себе квартиру". Отец выбрал, пришел домой, а там мы с сестрой, мать и большая кастрюля супа. Взяли мы кастрюлю к пошли в этот дом заселяться. Сначала нам здесь не понравилось — скучно. И мать по театру тосковала. Однажды пришла туда, тополь посадила…
А в квартире, в большой комнате, где стояло пианино, за сдвинутыми столами веселились гости.
Стрельников без пиджака, со съехавшим галстуком стоял, покачиваясь, с рюмкой в руке и кричал:
— Я хочу выпить за наших женщин с птичьими фамилиями! За Крылову! Соколову! Воробьеву! Воронову! И любимого бухгалтера — Птахову!
Все потянулись чокаться.
Около юбиляра сидела его жена Любовь Сергеевна, полная веселая бабулька, которая в прошлом работала буфетчицей, младшая дочь-стоматолог Варя с двухлетним мальчиком, рожденным от чужого мужа.
В подъезде Олег взял Лену за руку, погладил по волосам.
— Странное чувство, будто я тебя уже видел… Раньше, до того, как ты сюда приехала…
Лена насмешливо смотрела на него, не отнимая руки.
— И где же ты работаешь? — спросила она.
— Я врач.
— Ты врач?
— Я главврач!
— Ты?! — Лена захохотала.
Дверь квартиры открылась, и на лестничную площадку вышла жена Олега, мать двух его дочерей — пятилетней Наташи и пятнадцатилетней Ларисы. Олег отодвинулся от Лены и сказал: