В гостях у сказки, или Не царевна лягушка
Шрифт:
— Восьминогим, — со вздохом поправила расстроенная Маша.
— Чего? — не понял тезка древнегреческого философа.
— У Слейпнира восемь ног, но он совсем не осьминог, — пояснила она.
— Сильна, — восхитился домовой, глядя на обессиленно сидящую на лавке Облигацию. — Так стихами и чешет, ёпта!
— Не расстраивайся, — теперь уже царевна успокаивала берегиню. — Думаю, что так получилось из-за того, что мама не обращалась к тебе с просьбой, а может ей сначала нужно было попросить прощения. Неважно! Мы все равно подберем для нее подходящий
— Сбалансированный в натуре, — заржал бесстыжий домовик. — Ассоциация ветеринарных врачей рекомендует.
— Сгинь, Платон! — лопнуло терпение Любавы. — И не смей на глаза показываться, пока не позову.
— Шухер! — крикнул этот шут гороховый и пропал.
— Он немного странный, — глядя на место, которое только что занимал татуированный матершинник, сказала Люба. — Но очень хороший. Просто чувствует напряжение между мной и мамой, а промолчать не всегда может. Натура такая.
— Ага, — согласилась Марья, думая о том, что нежданно-негаданно оказалась по уши втянута в околоцарские разборки. А это не есть хорошо. Это хреново, откровенно говоря, но поскольку деваться некуда… Она тяжело вздохнула, смиряясь со своей судьбиной.
— Так что горевать не стоит, справимся.
— Угу, — еще горше вздохнула Маша, понимая, на чьи плечи лягут основные тяготы.
— Выше нос, — не унывала царевна. — Если будет совсем сложно, подключим Ягу, Она, знаешь, какая мудрая?
В сотый, наверное, раз вспомнив страшный ведьмин лик, отражающийся в чаше с водой, Марья вздрогнула, но нашла в себе силы кивнуть. Мол, мудрая твоя Яга аж жуть, просто дальше ехать некуда.
Время показало правоту Кащеевой дочери. Зря Маша сомневалась в своих силах, мудрости Яги и прозорливости царевны. Уже спустя неделю меню для Василисы было составлено. Опытным путем удалось выяснить, что беременный организм царицы матушки благосклонно воспринимал только манную кашу, селедку и мелки. Цветные. Преимущественно розовые. Остальные продукты он отвергал. Напрочь.
— Помяните мое слово, — сокрушалась по этому поводу Яга. — Василиса наша девку ждет. Родит она тебе, Любаша сестричку.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
Дни бежали за днями. Жаркое южное лето не торопилось уступать место осени, отдариваясь от нетерпеливой златовласой красавицы налитыми яблоками, виноградом, медом и орехами. Украшало ее поздними розами, обнимало Млечным путем, осыпало падающими с бархатного неба звездами, пело и плясало на свадьбах и ни в какую не хотело печалиться. Это веселье словно игристое вино пьянило жителей Лукоморья.
Всяк даже самый распоследний ведьмак радовался жизни. Не отставали и наши квакушки: трудились (Маша), влюблялись (Настя), крутили шуры-муры (Малашка). Да-да-да, Настюша именно что влюбилась. В кого спросите вы? В Горыныча, естественно.
Этот, мать его, нехороший змей с тех пор, как увидел Настеньку, покоя не знал. Вот уж действительно — седина в бороду, а бес в ребро. И пусть змей был рыжим до оторопи, это никак не отменяло того, что ему гаду сто шестьдесят,
— Куда, вот скажи куда он лезет? — шепотом возмущалась Марья. — Старый козел, а лезет к нашей девочке трепетной.
— Потому и лезет, — мудро отвечала Меланья, разнежившись на ласковом солнышке чисто кошка. — Зачем ему Жучки злые да потасканные, когда тут такая ягодка созрела. Чистая, нежная, сладенькая. Ее и сорвать не грех.
— Тьфу на тебя! — не выдержала Марья. — То есть типун тебе на язык! Пусть только попробует, я ему сама все поотрываю, — посулила берегиня. — Настенька, она…
— Взрослая. Она — взрослая девка, понимаешь? — перебила Меланья. — И может делать все, что хочет. И с кем хочет. И мы не вправе вмешиваться.
— Знаю, — сникла берегиня. — Просто не хочется, чтобы Настюха обожглась. Надо ей посоветовать…
— Не надо, Маш, все равно не послушает. Лучше, — Малашка выпрямилась и торопливо зашептала. — Лучше скажи, Аспид все еще не отступился от тебя? Да не кривись, отвечай, я ради дела спрашиваю.
— Каждый день подарки шлет, завтракать, обедать и ужинать без опоздания является. Я уже себя замужней женщиной чувствовать начинаю, веришь?
— Раньше сомневалась, но как вчера тебя со скалкой увидала, враз поверила, — засмеялась Меланья. — Встречаешь Подколодного как загулявшего муженька.
— Я просто перенервничала, — смутилась Маша. — И потом, руки ведь не распускаю, не повышаю голос.
— Зато шипишь, — не смогла не поддразнить Малашка.
— С кем поведешься, от того и наберешься, — сокрушенно развела руками Марья.
— Вот и я про то же самое говорю. Надо тебе, Марьюшка, Аспида ласково попытать, по-бабьи. Насчет братца старшего выспросить. Чего он там себе про нашу Настюшу думает. И не хмурься, золотая, не сверкай глазами, яхонтовая, терпи. Ради Насти терпи.
— Знаешь, подруженька, — скривилась как от кислого Облигация, — сдается мне, что ты от змей тоже кой чего поднахваталась, что странно. Валандаешься ведь с медведем.
— Ага, — наново сладко прижмурилась Меланья, вспоминая горячие ласки Михаилы Потапыча, и смолкла. К чему понапрасну воздух колыхать, главное сказано.
— Хорошо тебе, — позавидовала Марья. — Дала ценные указания и спать завалилась.
— И ты поспи, — мирно предложила подруга. — Послеобеденный сон дюже пользителен для организму.
— Некогда, — пожаловалась Облигация. — Да и мысли у меня…
— Мужика тебе надо, — авторитетно заявила Малашка. — Для хорошего настроения и блеску глаз.
— Надо, — согласилась Маша. — Только где ж его взять? Аспид всех распугал.
— Его и бери, — вяло посоветовала подруженька.
— Дура совсем? — также вяло огрызнулась Марья.
— Раз не угодил Подколодный — тогда терпи, — закруглилась с советами Меланья и всерьез собралась вздремнуть.
Маша задумчиво посмотрела на нее, подивилась откуда-то взявшейся мудрости, не иначе Потапыч поделился, и пошла восвояси.