В гвардейской семье
Шрифт:
Мы — на фронтовом аэродроме! По-весеннему светит мартовское солнце, слепит глаза. Один за другим
соскакиваем на землю. Кругом проталины. В некоторых местах зеленеют первые чубчики травы.
— Погляди-ка, Игорь: вот здорово! Здесь уже весна!
— Даже пахнет весной! — весело отвечает он. И тоже улыбаясь, подставляет лицо солнцу.
Судьба свела меня с Игорем еще в летной школе. Закончили учебу. Хотелось бы и воевать вместе.
Стоим у притихшего ТБ-3. Ждем. Старший группы куда-то поспешил со всеми
что никуда не зовет. Можно осмотреться. Интересно ведь, что это такое — полевой аэродром в
прифронтовой полосе... Еще в стенах училища мы связывали с ним наше будущее. И вот он наконец
перед моими глазами. Где-то совсем близко передовая. Вокруг — то тут, то там капониры: самолеты
скрыты за земляными валами. На стоянках хлопочут техники, механики, мотористы, вооруженны.
Моторы гудят, затихают и снова ревут на всю мощь своих стальных легких. Это идет всесторонняя, тщательная подготовка «илов» к очередным вылетам на боевые задания. К самолетам подвозят бомбы.
Вижу, как подвешивают под крылья эрэсы — реактивные снаряды, благодаря которым «ильюшина»
стали называть «братом» прославленной «катюши». А еще у штурмовика есть пушки, есть и пулеметы.
[6]
Нравится мне эта машина! Скорее бы в кабину — и на взлет!..
Я стою лицом на северо-запад. Там — фронт. За ним — мой родной Изюм. Сейчас, наверное, и там
звенит капель, набухли на деревьях почки. А мать глядит, как купается солнце в лужицах. Отец, позвякивая лопатой, отводит талую воду со двора... И думает о том, что эту работу любил делать сын, то
есть я, Анатолий...
А может, пусто в нашем дворе, может, фашисты смели с лица земли и дом, и деревья? И осталось только
пепелище... Мать, отец!.. Как вы, что с вами?! Тревожно и больно задавать себе вопросы, на которые вот
уже сколько времени никак не могу получить ответа.
Но ускорить события должен я сам. И не только я, а и мои друзья-летчики. Только надо поскорее сесть за
штурвал{1}. И — в бой! Надо бить фашистов так, как били их ребята, совсем недавно изгнавшие врага с
этой территории. Осмотревшись, замечаю вокруг много немых свидетелей, подтверждающих мои
догадки. Вот вдали темнеет куча, в которую свалено все, что осталось от вражеской техники после ее
«обработки» нашей авиацией: скелеты самолетов и автомашин, орудийные стволы, всевозможных
диаметров колеса с обгоревшей резиной... Куда ни глянь — следы войны. Значит, совсем еще недавно
здесь были оккупанты.
— Скорее бы! — выдохнул я... — скорее в бой!..
Добродушно улыбаясь и щуря от весеннего солнца глаза, к нам спешит военный, по внешнему виду
летчик. Поздоровался и сразу спросил:
— Из какой вы школы, ребята?
— Из Ворошиловградской, — ответил я.
— Значит, земляки! У нас в пятьсот пятом Сталинградском
— Почему — было? — настороженно взглянул я на летчика.
— Ну, до Сталинграда — было! — улыбка сошла с его лица. — А потом нас в эскадрилье осталось только
[7] трое... Короче говоря, давайте знакомиться: лейтенант Тараканов. Можно просто — Николай...
Мы с Игорем назвались тоже, пожали ему руку. Я впился глазами в ордена, проглянувшие из-под
расстегнутой куртки летчика. Ого! «Красное Знамя», «Звездочка»! Не скрою: позавидовал. Не столько
наградам, сколько боевой биографии лейтенанта. Видать, не раз отличался он под Сталинградом.
В эти минуты Тараканов показался мне человеком особенным, необыкновенным. «А кто мы в сравнении
с ним? — спрашивал я себя. — Просто необстрелянные птенцы, да и только!»
Пока что мы лишь в воображении представляли себе первый боевой вылет. И еще очень хорошо
понимали, что на фронте нужны летчики, и не просто управляющие самолетами люди, а воздушные
бойцы, тактически грамотные, умелые, способные не только сражаться с опытным, коварным
противником, а непременно побеждать его.
С наивным любопытством школьников мы стали расспрашивать Тараканова, сколько на его счету
вылетов, за что удостоен правительственных наград, как скоро, по его мнению, нам доверят боевые
машины. Лейтенант предельно кратко удовлетворил наше любопытство, потом улыбнулся, похлопал
меня по плечу и сказал:
— Спешу я, ребята! Всего вам хорошего! А встретимся мы там! — и он поднял руку вверх, что означало: встретимся в горячем фронтовом небе.
Вдруг на тропинке появилась стройная девушка в военной форме. На погонах — по одной нашивке.
Ефрейтор! Меня удивила новая форма — с погонами и знаками различия на них. В школе нам выдали
старую форму, и новой мы еще не видали.
Тем временем девушка остановилась и поприветствовала нас:
— Мне приказано вызвать младших лейтенантов Калитина и Недбайло. Надо полагать, это вы и есть?
— Так точно! — Мы, словно перед командиром, враз вытянулись «в струнку» и молодцевато
прищелкнули каблуками.
— Чем провинились перед вами? — глаза Игоря засияли в усмешке. — Извините, не знаю, как вас
величать... [8]
Девушка не растерялась:
— К делу это не относится. А если очень любопытствуете — скажу: Катей зовут. Вас на командный
пункт вызывают. Немедленно!
Она четко повернулась кругом и поспешила обратно.
— Симпатичная!.. Правда? — Игорь взглянул на меня, ожидая подтверждения.
— Да, — ответил я машинально, так как не успел ее разглядеть. Запомнились только золотистые, выбивавшиеся из-под темно-синего берета курчавые волосы и очень выразительные серо-голубые глаза.