В ходе ожесточенных боев
Шрифт:
На первом этаже располагались сотрудники инвестиционной компании «Цезарь», работающих на Тимофея, и охрана. На работу и с работы их от метро «Планерная» привозили две машины. На втором этаже находилось несколько кабинетов, оснащенных самой современной и супердорогой оргтехникой, и импровизированный госпиталь, где и лежал Художник. Мало кто из сотрудников компании знал про жилой второй этаж. А если кто и догадывался, то держал язык за зубами. Знал: молчание — золото, а слово — скорый путь на кладбище. На второй этаж можно было попасть только через одну комнату,
Дни текли унылой чередой.
Алексей волновался. Словно он не матерый тридцатипятилетний мужик, а простой наивный мальчишка, стоящий перед окнами симпатичной одноклассницы и с восторженным замиранием сердца ждущий ее появления. Или робкий и пылкий влюбленный, трепещущий от волнения на первом своем свидании. Он и краснеет и бледнеет, и мямлит, и мычит, и заикается, ведет себя как последний тюфяк, как слабовольная тряпка, но не знает что сказать понравившейся девушке.
Рудаков в третий раз набирал номер домашнего телефона Кати и в третий раз сбрасывал! Стоит ли с ней разговаривать? Может быть, она его уже забыла? Из глаз долой из сердца вон? Или иногда вспоминает? Очень хочется это узнать. Как она поживает, как дела. И пусть у нее, возможно, теперь другой бой-френд, и пусть она пошлет его на три советских буквы… Пусть. Но Алексей все же ей позвонит.
Решимость в нем окрепла окончательно. В четвертый раз он уже не сбрасывал вызов — ждал ответа.
Длинные гудки…
Наконец трубку взяли. Сердце Алексея запрыгало от радости — он узнал ее мелодичный голос.
— Алло, кто это?!. Алло?!. Алло! Что за шутки?!..
— Катя… это я?
— Кто я?.. Леша?.. Ты?..
Тон ее удивленный. Донельзя.
Долгая пауза.
Рудаков нарушил ее первым:
— Как поживаешь?
— Нормально.
— Замуж вышла?
— Собираюсь.
— И кто этот счастливчик?
— С моего факультета…
Снова пауза. Теперь первой ее преодолела Екатерина.
— Тебя не видно ни в Минусе, ни в Абакане. Ты сейчас в Москве?
— Скорее да, чем нет.
— Твоего знакомого, метиса, убили в Москве. Мне девчонки из Минусинска рассказали. И еще троих. Ты был с ними? Тебя ранили?
Голос ее стал взволнованный.
— Нет, не был я с ними. И я здоров как бык.
Она облегченно выдохнула. Помолчала, потом раздражено заговорила.
— Зачем ты позвонил?
— Соскучился.
— Неужели?
— Даже очень соскучился…
Томительная пауза. Она заплакала и заговорила уже сквозь слезы, быстро и эмоционально.
— Почему ты мне больше не звонил?! Я ждала твоего звонка…
— Я думал что… Кать, я приеду и зайду к тебе!
— Не надо!
— Я все равно зайду.
Опять молчание. Кажется, она всхлипывала.
— Молчание — знак согласия. Я зайду к тебе.
— Я выхожу замуж… Все, пока…
— Подожди. Ты читала «Княжну
— Я так не думаю. Все. Мне надо на занятия. Я тороплюсь…
И бросила трубку.
Алексей был счастлив. Как хорошо, что он позвонил. Ему кажется, что она его не забыла! Он чувствует это! И он встретится с ней, дай срок.
…Катя захлопнула в сердцах словарь американского сленга. Смятение чувств отразились на приятном личике. Зачем он позвонил?! Зачем?! Она его почти забыла и тут снова он тревожит ее измученную душу. И казнит жестокой болью. Говорят, первая любовь не ржавеет. Может быть. Она вспомнила их первую встречу в баре, секс в машине, ее приезды в Минусинск. Как было хорошо… Его сильные и ласковые руки, напор, страсть… Ее новый бой-френд имеет сексуальный опыт, но с Алексеем ему в искусстве любви не сравниться. Да и вообще ему не сравниться с Алексеем. Леша и симпатичней и умней и веселей…
Усилием воли Катя отогнала приятные видения. Нет, нет, она должна его забыть и никогда с ним не встречаться. Он не должен вторгаться больше в ее жизнь. Он же ее предал. А, предав одиножды, предаст и дважды. Главное, помнить о цели. И продвигаться к ней любым способом. Прояви характер, Катерина!
Она открыла словарь. Но образ Алексея вторгался в ее мысли. Он звонил во все колокола в ее памяти. Образ сопротивлялся, он не хотел исчезать из ее души. Он вонзил свой якорь в ее израненную душу.
Алексей выздоравливал. Аппетит посещал его регулярно. Рудаков чуть поправился. Он уже вставал, ходил. Силы возвращались к нему, в том числе и сексуальные. Объектом для его либидо стала Алла. Как-то вечером он зашел к ней в комнату-«п роцедурную».
Она читала книгу. Любовный роман.
— Кофе пришли пить, Алексей Владимирович? Только на ночь не рекомендуется: не уснете, — улыбнулась Алла, обнажив ровные белые зубки.
Она поправила рыжую челку. Медсестра напоминала Рудакову небезызвестную поп-звезду Софи Бэкстер. Такие же цвета изумруда глаза, лисья мордашка, большой манящий рот.
— Алла, хватит надо мной издеваться!
Рудаков решительно приблизился к ней.
— Я издеваюсь?.. — удивленно заискрились ее зеленые глаза.
Она не успела продолжить. Алексей рванул на ней халатик. Да так, что пуговицы полетели в разные стороны! Он припал к ложбинке между грудей и стал ее целовать… Внезапный напор «больного» буквально ошеломил и парализовал рыжеволосую медсестру. Рудаков против Аллы провел свой коронный прием: подцепил вверх ее белый бюстгальтер. Не тронутые загаром молочные груди с красными сосками выпрыгнули навстречу неистовым губам Алексея. Ей так стало сладостно и томительно приятно, что она отдала на откуп нежным сильным рукам Алексея и пространство между своих ног. Только сквозь радостную улыбку, шептала: