В интересах Рода. Том 4. Выбор. Том 5. Война
Шрифт:
Странное что-то происходит с размером моей сферы восприятия. В каких-то местах больше, в каких-то меньше. И ладно бы система была. А так, вот здесь вроде божественного присутствия нет, как в Храме, например, где почти вокруг ничего не ощущал. Но в тоже время, все равно чувствую сферой меньшее пространство, чем в тайге. Непонятно, но нужно разбираться. Всё-таки для меня слишком важный навык.
Еще чуть-чуть, и стою на границе «моей» территории, наблюдаю за воинами. А то, что эти люди именно воины, вполне очевидно. Двое в возрасте, еще один довольно молод, и один уже очень стар.
Бойцы сидят у импровизированного
Видно, что огонь тут скорее, как дань обычаю. Бойцы не едят, не отвлекаются, а сосредоточенно ждут. Даже молодой.
Просители взгляд чувствуют, и то один, то второй начинают настороженно осматриваться вокруг, как бы соскальзывая вниманием с «моей» земли. То есть они вроде как чувствуют взгляд отсюда. Но Страж землю прячет, по его словам, и её для них как бы не существует, по идее. В то же время агрессии вроде бы не проявляют. Что ж, плюс им еще один.
Вздыхаю, и делаю шаг за границу.
— Здравствуйте, господа.
— И ты здоров будь, Твое Высочество. — немного неправильно, как будто вспоминая, произносит старый. Встает с кресла, и с трудом кланяется в пояс. Остальные точно повторяют его действия, разве что еще глубже.
— Не надо этого, мне уважения и так достаточно. — не успеваю остановить, но устанавливаю рамки разговора на будущее. — Мне некомфортно, да и говорить так неудобно.
Старик с вопросом смотрит на молодого, тот вполголоса начинает что-то быстро говорить на языке, похожем на немецкий, разве что более приятном. Потом седой воин кивает.
— Мы поняли тебя, Хозяин земли этой. — медленно, проговаривая каждое слово, говорит старик, — Я плохо помню язык наших предков. Не сочти за дерзость, но мы взяли толмача из нашего народа. Он в ватагу у вас на Руси входил. Язык знает.
— Не вижу препятствий. — пожимаю плечами. — Я не спешу никуда. Время вам посвятить по просьбе Вита могу.
— Кто есть Вит? — опять коряво, с удивлением, спрашивает старик. — У нас нет есть такое имя.
— Среди наших семей нет того, кто просил бы за нас, Ваша Светлость. — аккуратно, стараясь внезапно не обидеть, с небольшим акцентом, но уверенно говорит молодой.
— Меня попросил старик, что с племяшкой при Храме в Новгороде живет. Седой такой. Сказал, что он выражает мнение народа, — немного растерянно говорю. — Да и вы здесь меня же ждали сегодня. Не просто так пришли?
Молодой быстро переводит деду. Дед с пониманием качает головой. Чуть улыбается, и проговаривает что-то сопровождающим.
Молодой бросает на меня какой-то восторженный взгляд, а оба побитых жизнью мужиков покачивают головами, соглашаясь.
— Старейшина говорит, что нашим обоим сейдменам, ну, по вашему колдунам, наверное, было видение важное. И мы действительно здесь ждали Вас, Хозяина этой Земли. — тут старик еще что-то говорит, мелькает слово «Световит», успокаивающе улыбается, и кивает молодому переводить.
— Еще дед, ой, извините, старейшина, говорит, — понимающе киваю головой. Однако, порядки этого народа мне уже нравятся. — Говорит, что при Храме никто жить не может. И вряд ли в землях Руси по-другому. Храм место служения,
— Вот ведь. — беру паузу на размышление. Но ведь всё теперь прекрасно складывается, и Лёля, подруга детства мамы, спасшая её в Улье. И её дядюшка, бог Световит, который запретил со мной торговаться. Да уж. Что-то я не вижу очевидного. Но, в общем, это ничего не меняет. Ну боги и боги. У них свои задачи, у меня свои.
— Хорошо. — принимаю что-то вроде решения. — Давайте тогда снова представимся, что бы не было недопонимания.
— Велимиром меня назвали, так и живу. — чуть скрипит старик. — Старейшина я, мирный вождь. Эти двое — Гостомысл и Перемысл, братья. Они наши сейдманы. И Третьяк, мой внук. Своего имени не заслужил пока.
Им было видение, что мы можем вернуться на Родину. Поэтому мы тут.
И я могу говорить от имени народа, князь. — склоняет голову.
— Кирилл, сын графа Высокова. — представляюсь уже я. — Но по словам настоятеля Храма Всех Богов, князь в старом смысле этого слова. Военный вождь, с поддержкой богов. У меня есть земли, это так, даже Удел. И сюда я пришел узнать чего вы хотите, и насколько это близко и нужно мне.
У меня, несмотря на юный возраст, есть сейчас успешно воюющее войско, где больше сотни магов и около двух тысяч бойцов на клятве лично мне. Договор с Императором и Инквизицией.
И мое решение, именно мое. Надо мной на моих землях никого нет. В вас, как в народе, я не очень заинтересован. Это что бы было понятно. Но при этом, никакого отторжения идея взять ваш народ под свою руку у меня не взывает. Тем более, что этот остров был вашей Родиной.
Кстати, а как Вы, по словам Световита, удерживаете остров? Вас же немного, вроде как.
— Местные люди, как магистров не стало, подхватили кто что мог и ушли с острова. Боялись, что после того светопредставления с острова полчища тварей ринуться. Тут три поселка было, несколько тысяч человек жили.
Нас на заслон сначала поставили власти Штральзунда от тварей. Потом, когда понятно стало, что тварей нет, мы контракт закрыли, а вот уходить не ушли, и обратно пока никого не пускаем. Местные власти остров-то бросили получается. Да и не принадлежал он городу. Он магистрам принадлежал, и те на него, кроме местных и не пускали никого уже лет пятьдесят. Остров-то большой, спору нет, но с сушей всего двумя путями соединяется. А на воде, почти все — наши суда. Вот и получается, что остров вроде ничей, а не укусишь. Да и Световит определенно сказал, что остров взят на меч. Получается, что Вами, Ваше Сиятельство. — бегло переводит Третьяк.
— Получатся, что так. — задумчиво говорю.
«Страж, а ты весь остров накрыть сможешь? Получается, что он мой, я его завоевал.»
«Конечно, Хранитель. Прямо сейчас займусь.» — несмотря на холод, внезапно по острову тут и там начинает струиться туман. Причем местами, он будто подбрасывает мелкий снег.
Воины начинают беспокойно оглядываться.
— Успокойтесь. Это последствия понимания, что остров мой. Вам здесь безопасно.
Бывшие руаяне перестают оглядываться на расползающиеся хлопья тумана, но тревога еще остается.