В Иродовой Бездне. Книга 2
Шрифт:
Глава 20. «Что делать с тобой?»
«Хулят вас, мы молим; мы как сор для мира, как прах, всеми попираемый доныне»
1 Кор. 4:13
Индия… Когда услышите это слово в тюрьме, не думайте, что речь идет об известном государстве в Азии. Нет, это индия тюрьмы. Самое дно преступного мира. Мирок индии настолько развращен и нетерпим даже в условиях заключения, что его изолируют в особые камеры, где индийцы ждут «зарплаты» за свои злодеяния. В большинстве своем это молодежь, соблюдающая лишь законы преступного
Камеры с индией в глазах заключенных были самым страшным местом наказания. Обитателей индии называли шакалами. Если случайно туда помещали обычного арестанта, он буквально пропадал. Эти камеры выходили на тюремный двор со стороны, противоположной одиночкам. И в одиночках были слышны ужасные крики, которые часто раздавались в индии. Эти крики-боли и отчаяния разрывали сердце Левы.
Иногда там пели, шакалы, обладавшие хорошими голосами, пели громко, не обращая никакого внимания на окрики надзирателей. Некоторые из этих песен остались в памяти Левы. Вот одна из них:
Судьба во всем большую роль играет,
И от судьбы далеко не уйдешь,
Она тобой повсюду управляет,
Куда ведет — покорно ты идешь.
Друзья мои, двенадцать лет мне было,
Когда меня принял преступный мир,
И сила волю быстро охватила:
Я ревизором стал чужих квартир.
Чтоб можно было жить, работала мамаша.
Я потихоньку начал воровать,
И пойман был, и был лишен свободы,
И все забыл, что предсказала мать.
Не слушал я мамаши наставления,
И не молился перед Божеством,
И не исполнил я судьбы своей веленья:
Я шел тропой, проложенной отцом.
Был вор отец, я, сын его, — бродяга,
У отца сыночек я был один.
Теперь я болен страшною чахоткой…
Помру иль нет, но только жаль мне жизнь!..
Лева вслушивался в стон этой безыскусной песни, и душа его болела за всех несчастных, бедных грешников.
— Если бы дали свободу! — думал он. — Мы начали бы работать среди самого падшего мира. У входа каждой тюрьмы повесили бы тексты Священного Писания и лозунг: «Покайтесь и веруйте в Евангелие!» Я бы ничего не пожалел, чтобы проповедовать и звать ко Христу этих страшных шакалов. Ведь они тоже люди, люди…
…А там, в индии, петь перестали, и какой-то шакал громко закричал в тюремный двор:
— Пусть будет проклял тот отныне и вовеки, кто думает тюрьмой исправить человека!
Лева слышал все это и не со вчерашнего дня знал, что тюрьма — это университеты преступности.
Наконец Леву вызвали опять на допрос. В большой светлой комнате сидел начальник, который вел дело Левы. Он осмотрел его каким-то усталым, равнодушным взглядом. Видно было, что ему приходилось страшно много работать. Ведь тогда для арестованных и подследственных не хватало ни тюрем, ни камер.
— В общем, так, — начал начальник. — Мы проверили твое дело и пришли к определенным выводам. Ты просто фанатик, и вся эта твоя организация существует только в твоей голове. Однако ты совершил предосудительные поступки, и за это мы должны тебя наказать.
— Как угодно наказывайте, — сказал Лева. — Я за Христа готов…
Начальник встал и развел руками:
— Так вот, мы оставляем тебе ту же самую статью 58, пункт 10, часть 3-я. Следствие пришло к заключению, что одиннадцатый пункт, то есть контрреволюционная организация, к тебе не подходит: слишком ты был одинок, и все люди, которых мы задерживали и арестовывали по твоему делу, после детального опроса освобождены.
Лицо Левы просияло. Значит, Господь услышал его молитвы. Буду страдать один…
— Ты, видно, обрадовался, что за тебя никто не страдает, — произнес начальник, улыбаясь оживлению Левы. — Да только пойми, что все это временно. Ничего не изменилось. Вы сектанты, а значит, враги советской власти. Идеализм нам враждебен, и мы будем до конца бороться с ним. Ваша активная религиозная деятельность контрреволюционна, т. к. она подрывает устои нашего строя, основанного на истинах материализма. Рано или поздно, но все твои братья и сестры ответят по закону.
— Но, поймите, — сказал Лева, — Христос стремился делать только добро, чтобы было меньше страданий, несчастий. Никакой контрреволюции у нас и в мыслях нет! К нам эта статья совсем не подходит. Хоть мы для вас как сор, как прах, но мы за вас молимся…
Начальник увидел искренность Левы:
— Если вы субъективно и не против нас и любите нас по вашему Христу, то объективно вы вредите нам, мешаете, и мы должны принимать к вам какие-то меры.
— Но статья! Статья совсем не подходит мне, — продолжал Лева. — Просто сердце болит, что за чепуха: вел пропаганду, агитировал против советской власти, и главное — с целью свержения… Использовал предрассудки народных масс. Нет, в этом я совершенно неповинен.
Начальник сел за стол и начал перелистывать материалы дела Левы. Затем внимательно посмотрел на него и сказал:
— Все это вы наделали в восемнадцать лет. А что будет, когда вам стукнет двадцать пять? Что делать с тобой?
Лева ничего не ответил. Начальник позвонил, и Леву увели.
Глава 21. Забытый
«Мы отовсюду притесняемы, но не стеснены; мы в отчаянных обстоятельствах, но не отчаиваемся».
2 Кор. 4:8
Больше Леву на допросы не вызывали. Он понимал, что со дня на день по его делу должен быть вынесен приговор. Когда же состоится заседание полномочного представительства О ГПУ Дальневосточного края? Может быть, они сегодня вынесу ему свой приговор, а, может быть, завтра? Но дни шли за днями. Менялись его сокамерники: им выносились приговоры, а он все сидел и сидел. Прошел месяц, затем другой. Из окна подуло холодом, наступила осень.
Казалось бы, уж можно было бы привыкнуть к этому постоянному ожиданию приговора и не ощущать его остроты. Но на самом деле привыкнуть было невозможно. Не случайно ведь мудрый русский народ сложил об этом поговорку: ждать и догонять — самое плохое дело.