В Иродовой Бездне.Книга 1
Шрифт:
Немало в те месяцы было верных, преданных братьев, которые отдавали душу за друзей своих и не бежали от опасности, но с кротостью и смирением принимали арест и тюрьму за дело Божие. Большинство общин нашего огромного братства было в то время во многих сельских местах. Где началась коллективизация, там ревностных братьев с их семьями, хотя они были и незажиточные, стали относить к кулацким подпевалам. После этого они сами закрывали общины, разъезжались, а пресвитеры покидали свои места вместе с другими членами общины.
Работа в Волго-Камском союзе явно свертывалась. Дух какой-то
На ристалище Христа к цели вечной мы бежим.
Вот уже видны врата бесконечной жизни с Ним…
Проходя Его путем, подвизаемся мы с Ним
В высь святую над грехом и над миром суетным.
По субботам говорили огненные, зажигающие проповеди о Данииле и других подвижниках веры. Лева нашел в «Утренней звезде» (газете, которую издавал И. С. Проханов) стихотворение, которое продекламировал на утреннем собрании:
Когда полки вождя земного,
Сплотившись, в бой с врагом идут,
То нет им в жизни дорогого –
Все на алтарь они кладут.
И часто в муках умирая,
Простерши руки к небесам,
Людей земли благословляя,
Идут безропотно к отцам.
А мы из армии Христовой
Врага завидели вдали
И не хотим победы новой,
Дрожа, уже лежим в пыли.
Да, Боже, мужества в нас мало,
Трусливы мы в святой борьбе.
На словах победа уж звучала,
А в битве мы — позор Тебе.
Корнилий Францевич, пресвитер, по окончании собрания подошел к Леве, покачал головой и сказал, что такие стихотворения декламировать опасно.
Однажды, когда солнце уже пригревало, напоминая весну, Лева шел на собрание. Он свернул на Ульяновскую улицу, направляясь к молитвенному дому, и увидел странное шествие. Сердце его дрогнуло. Шел отряд военных с шашками наголо.
Отряд приблизился. В центре его он увидел заключенных. Это вели из ОГПУ в тюрьму (правда, тогда не было тюрем, они назывались изоляторами) дорогих близких и родных. Впереди шагали с бледными лицами, держа чемоданчики и мешки, братья Сергей Федорович Ясырин, юные Коля Иванов и Коля Бондаренко, за ними виднелась мощная фигура брата Е. Филяшина и астраханского пресвитера. Рядом с ним шагал, ссутулившись, слабый старичок с длинной бородой, белой как снег — брат Ладин, который просил бывало перед началом собрания спеть: «В край родной, в край родной, в край родной страны…» За ними двигались двое, неся мешки: высокий истощенный брат Кирюшкин — рабочий трубного завода и невысокого роста, в черной шубе труженик здравоохранения, удостоенный звания Героя труда, отец Левы — Сергей Павлович.
Лева увидел их, хотел броситься к ним, но обнаженные клинки остановили его. Он махал им рукой, они кивали головами и молча шли, шли туда, где ждали их каменные мешки старинной самарской тюрьмы. Лева не пошел на собрание, а следовал на расстоянии за ними. Сердце билось в груди, казалось, хотело выскочить, на глаза наворачивались слезы: «За что? За что? Как злодеев ведут. Ведь они самые мирные люди». Лева точно знал, что они ничего плохого не сделали. Так за что же, за что?..
И ответ был только один — за Евангелие!
Их подвели к большим черным железным воротам Самарской тюрьмы. Ворота распахнулись и поглотили их. Почти бегом поспешил Лева в молитвенный дом. Он сообщил всем, что братьев перевели в изолятор. Всем стало ясно, что в результате следствия их не освободили и что заключенных ждут страдания. Полились горячие молитвы к небу, к Богу, чтобы Он заступился и защитил страдальцев. Бог угнетенных, Бог скорбящих… Вдовы, матери скорбели о своих невинно страдающих близких. Это была только капля того горя, которое, как полная чаша страданий, была преподнесена верным детям Божиим.
Носили передачи, ждали свиданий. Мать Левы хлопотала о свидании со своим мужем, а Лева подал заявление, чтобы ему разрешили свидание с Валей Алексеевой, ведь у нее никаких кровных родных здесь нет. На свидание с ней хотели попасть и ее близкие подруги, в числе которых была и Тося Орлова. Но заявление Левы опередило и — о, счастье! — получил разрешение на свидание с сестрой.
Вот оно, это длинное помещение с двумя рядами мелких решеток По одну сторону выводят заключенных, по другую — стоят родственники, пришедшие на свидание. Между решетками ходят надзиратели. Шум,' гам, одни стараются перекричать других. Картина этого свидания была в точности такая же, как описывается Л. Н. Толстым в его знаменитом произведении «Воскресение». Это была та же царская тюрьма и та же комната свиданий, какая была в дореволюционное время.
Они стояли друг против друга за решетками.
— Валя! Валя! — кричал Лева.
— Лева! Лева! — кричала Валя. — А где же Тося?
— Тося придет в следующий раз на свидание, — отвечал Лева. –
— Как здоровье, как бодрствуешь?
— Бодрствую, — отвечала Валя и закашлялась. — Вот грудь болит, вчера было кровохарканье, врачи обещают положить в больницу
— О, это было бы хорошо. Ты ни о чем не беспокойся. Квартира твоя в порядке, деньги за квартиру заплатили. А что бы тебе принести?
— Спасибо, все есть. Вот Евангелие бы… Да разве пропустят сюда?
— Хорошо, постараемся, — сказал Лева. — Мы решили, чтобы тебе не отставать от жизни, выписать газету.
— Какую?
— «Средне-Волжскую Коммуну».
— Хорошо, выписывайте. Ну, а как вы бодрствуете сами-то?
— О, хорошо, слава Богу! Не возражаем, если нас к тебе посадят. Молись о нас.
Долго говорить не разрешалось. Нужно было освобождать место для свидания другим. Как один миг, пролетели эти минуты. Но они остались в сердце Левы на всю жизнь. Сердце его пылало любовью к Богу, к последователям Иисуса Христа. И он восхищался так, как восхищаются мучениками первохристианства.