В исключительных обстоятельствах 1986(сборник)
Шрифт:
– Долго же вы, – говорит Эрлих. – И слава богу! Мы, кажется, нашли общий язык… Пожалуй, я тоже выпью. Прозит!
– Прозит! – в тон отвечаю я и поднимаю рюмку. – Значит, вы пришли к соглашению?
– Не совсем, – поправляет Люк. – Мистер Эрлих против подписок.
– Это так! – говорит Эрлих. – Судите сами, господа. Вас – будем мыслить здраво! – могут случайно взять. Обыск – и мне конец.
– Завтра же она уйдет в Лондон. Вы не рискуете, Эрлих. Говоря, я подхожу к окну и, словно невзначай, оглядываю
Я отхожу от окна и, подмигнув Люку, приставляю «вальтер» к шее Эрлиха.
– Руки на затылок. И, пожалуйста, тише.
Люк, не давая штурмбаннфюреру опомниться, выворачивает его карманы.
Эрлих не шевелится; лицо его застывает, и голос ровен, когда он говорит словно бы про себя:
– Зачем все это, господа?
– Для уверенности, – отвечает Люк.
– Неумно, Стивенс. Сами все портите.
– Скажи ему, Огюст! – советует Люк.
– Пусть так – я дам обязательство.
– Не спешите, – говорю я; рука у меня начинает болеть.- Бумагу вам дадут, ручку тоже. Обязательство – это потом. Сначала напишите, в силу каких причин бригаденфюрер Варбург пошел на измену рейху. Мотивы! Оставьте историю с начинкой об «игре» и перевербовкой.
– Скомпрометируете Варбурга?
– Все в свое время, Эрлих. Будете писать?
– Ваши аргументы неотразимы…
Он еще ничего не понимает по-настоящему, а я не тороплюсь объяснять.
Исповедь на двух страницах. Эрлих четко расписывается и ставит дату. Я читаю текст, а Люк держит штурмбаннфюрера под прицелом. «Учитывая обстановку на фронте… бригаденфюрер Варбург склонил меня к измене… по его поручению…» Все как следует.
– Теперь подписка? – говорит Эрлих, массируя уставшую ладонь.
– Да, – говорю я и передаю листки Люку. – Пишите: «Я, Карл Эрлих, штурмбаннфюрер СД, обязуюсь сотрудничать, начиная с сего, 14 августа 1944 года, с военной разведкой Генерального штаба Советской Армии».
Вот когда его проняло!… Люди белеют по-разному. Один начинает бледнеть с шеи, у другого кровь отливает сначала от щек, но чтобы человек серел вот так сразу и весь целиком – это я вижу впервые. Готов поручиться, что у него и спина не розовее штукатурки…
– Нет… – говорит Эрлих.
– Не позерствуйте! – втолковывает Люк.
– Нет! – Он еще раз повторяет: – Нет, – непреклонно и жестко.
Люк настороже, но перехватить Эрлиха ему не удается. Мы падаем все трое, свиваемся клубком; боль в руке заставляет меня кричать: я откатываюсь и пытаюсь помочь Люку, прижатому к паркету. Эрлих бьет его в шею, в ямку у ключицы. Двести английских фунтов веса – ровно столько наваливается на штурмбаннфюрера, когда я, пересилив боль, повисаю у него на спине… Возня; тяжелые вскрики; минуту или две мы барахтаемся, пока Люку не удается надавить на сонную артерию Эрлиха… Я встаю на колени и дышу широко открытым ртом.
– Здоров!… С-сильный гад… – бормочет Люк и садится, подобрав пистолет. – Надо его связать…-
– Да, – говорю я и заставляю себя подняться, чтобы пойти в кухню за шпагатом. В дверях я поворачиваюсь и вижу, что Эрлих открывает глаза.
Я не успеваю добраться до кухни – хлопок, возня и крик Люка:
– Огюст! Скорее назад!
– В чем дело?
– Смотри…
У Эрлиха – бывшего штурмбаннфюрера СД Эрлиха – нет лица. Крошечный «вальтер», точная копия того, что я отобрал у Микки, валяется на сбившемся ковре.
– Что ты наделал, Люк! – говорю я.
– Он сам… Хотел в меня… Я пытался отнять…
Какая теперь разница, где ухитрился прятать Эрлих второй пистолет. Я сажусь на диван, почти совершенно обессиленный.
– Дерьмо дело… – говорю я. – Вы должны были выйти вместе…
– Здесь есть черный ход?
– Нет.
– Пожарная лестница?
– Что толку? Нас накроют и перестреляют. Эрлих держит на улице людей, они должны вести тебя до квартиры.
Люк бешено оскаливает зубы.
– Пробьемся, дружище, меня прикрывают двое парней из группы…
– Нет, Люк.
– Я говорю, пробьемся!
– Нет, старина, – повторяю я и качаю головой. – Все не так… Ты уйдешь через несколько минут. Примерно столько ты должен был бы пробыть здесь, удайся вербовка. Гестапо поведет тебя до дому. Не старайся улизнуть… У тебя есть квартира, с которой можно уйти ночью? Нет! Не ночью!… Не уверен, что… Словом, неважно. С квартиры уйдешь буквально сразу же. Есть у тебя такая?
– Конечно. А ты, Огюст?
– Забери документы. Самое ценное – признание о Варбурге. Да ты и сам это понимаешь. Мертв Эрлих или жив – все одно Варбургу не вывернуться. Сообщи Центру, что мы постараемся использовать его как источник… Я имя ему придумал – Зевс… На всякий случай, если что, не меняй его, пожалуйста. Ладно? И последнее: когда оторвешься от хвостов, позвони сюда. Из будки, разумеется. Сможешь через час? Значит, так – ровно через час!
– Мы выйдем вместе, – твердо говорит Люк.
– Не дури, старина. И не заставляй меня напоминать о долге, дисциплине и многом ином… Скажи лучше, куда мне направиться, если все обойдется?
– Улица Рошфора, тридцать, угловой дом. Документы лежат в квартире, в трельяже. Между стеклом и доской. Консьерж предупрежден, что ты снял квартиру заочно.
– Как меня зовут и номер квартиры?
– Роже-Клод Гранжак. Номер одиннадцать.
– Спасибо за каламбур! Был маленьким Жаном, стал большим Жаком. Это твоя идея?
– Документы «живые», – говорит Люк. – Пришлось переклеить фото – и только. Не я их доставал.
– Понимаю… А теперь прощай, Люк. На всякий случай: прощай!