В канун грозных потрясений: Предпосылки первой Крестьянской войны в России
Шрифт:
Экспедиция к Холму, когда в плен попали дети боярские, на которых ссылается Ф. Кмита, состоялась в декабре 1580 г. Поэтому, согласно Б. Н. Флоре, собор мог созываться около ноября — декабря 1580 г. Вопрос о переходе всей Ливонии к Баторию (о чем упоминает Кмита) встал только в августе, а переговоры возобновились и того позже (12 октября). Отзвук этого «собора» якобы звучал в инструкции 1582 г., данной послу Ф. А. Писемскому. В ней говорилось: «.. в которых людех и была шатость, и те люди, вины свои узнав, государю били челом и просили у государя милости, и государь им милость показал» [236] . Я. С. Лурье справедливо считает, что в инструкции речь шла о церковном соборе 1580 г. Думается, то же самое можно сказать и о путаном известии Ф. Кмиты [237] .
236
Флоря. Война, с. 195; Путешествия русских послов XVI–XVII вв., с. 117, 393. По Б. Н. Флоре, даже введение заповедных лет было следствием выступления дворян на «соборе 1580 г.» (там же, с. 200–201). Колеблющуюся позицию в вопросе о соборе 1580 г. занял Н. И. Павленко. Он считает, что «не исключено», что сообщение Кмиты имеет в
237
Разбор фактических ошибок Кмиты см.: Скрынников. Россия, с. 52–53.
Начиная кампанию 1580 г., Баторий 15 июня отправился из Вильны. Его армия насчитывала свыше 48 тыс. человек. На военном совете, созванном в начале июля, обсуждался план проведения операций. Рассматривались три варианта направления похода: на Псков, Смоленск и Великие Луки. Предпочтение было отдано третьему. Великие Луки представляли собой важнейший стратегический пункт, где обычно собирались русские войска, готовясь к военным действиям с Великим княжеством Литовским [238] . Взятие этого города как бы вбивало клин между Ливонией и основными русскими землями. Поэтому захват Великих Лук был важной стратегической целью. Взятие же Смоленска и Пскова, как это и показали последующие события, вряд ли могло быть осуществлено, учитывая даже численность армии Батория.
238
Kotarski Я. Wojsko polsko-litewskie podczas wojny Inflanskiej 1576–1582. Sprawy organisacyine, cz. 3. Studia i materialy do histor'ii wojskowosci, t. XVII, cz. II. Warszava, 1971, s. 110. По Новодворскому, под Луками у короля было не более 35 тыс. человек (Новодворский, с. 164). Ср.: Дневники второго похода Стефана Батория на Россию. — ЧОИДР, 1897, кн. 1, с. 1–68; Помяловский М. И. Диариуш (дневник) Я. Зборовского, каштеляна гнезненского, о походе Батория в 1580 г. — Труды псковского Археологического общества 1910–1911 гг., вып. 7. Псков, 1911, с. 3–32; Natanson-Leski J, Op. cit., s. 56–72; Гейденштейн, с. 106–107; Новодворский, с. 137–138; Скрынников. Россия, с. 50; Великие Луки. Исторические очерки. Л., 1976, с. 27–28.
Узнав о начале похода Батория и его прибытии в Витебск, Иван IV 27 июля 1580 г., «по литовским вестям», выставил полки на западных рубежах [239] . Пытаясь всеми силами склонить Батория к миру, царь 9 июля отправил гонца Ф. Шишмарева с сообщением о скором выезде «великих послов». Король сообщил гонцу, что готов принять послов, но откладывать начало военных действий не будет. Видя нерешительность царя и его готовность идти на уступки, Баторий с августа формулирует основное требование, выполнение которого только и могло бы привести к началу мирных переговоров, — передача всей Ливонии королю. И снова царь просит Стефана задержать продвижение своей армии в глубь России [240] .
239
РК 1475–1598 гг., с. 305 306; Щ, л. 586 об., 600 об. 26 июля 1580 г. посланы были во Ржеву полки кн. С. Д. Пронского (РК 1559–1605 гг., с. 169–170). 2 мая 1580 г. в Соловецкий монастырь послана была грамота в связи с тем, что «литовский король со многими силами… на нашу землю идет ратью» (ААЭ, т. 1, № 306, с. 371).
240
Литовская метрика, т. II, № 43, 44, с. 72–75. См. также грамоты Ивана IV королю от 19 июля и 2 августа 1580 г. с просьбой приостановить наступление для переговоров, ответ Батория от 12 августа, грамоту Ивана IV от 12 августа и ответ Батория от 21 августа (там же, № 45–51, с. 75–85).
25 августа 1580 г. принимается решение послать к императору нового гонца (Истому Шевригина), который должен был повторить прежние предложения царя о союзе. Баторий представлялся Грозным в качестве ставленника султана, врага христианства. Царю рисовалась возможность привлечь к антибаториеву союзу и германских князей и даже римского папу [241] .
Пока Иван IV тешился иллюзиями, военные действия складывались для России неудачно. 6 августа 1580 г. после ожесточенной бомбардировки капитулировала крепость Велиж. 16 августа взята была крепость Усвят, а 26 августа войска Батория подошли к Великим Лукам. Сюда через день (28 августа) прибыло «великое посольство» Ивана IV — кн. И. И. Сицкий, думный дворянин Р. М. Пивов и дьяк Д. Петелин. Оно привезло мирные предложения Грозного с согласием на уступку Баторию Полоцка, Усвята, Озерища. Отказывался царь и от Курляндии (находившейся под польской эгидой), городов в Ливонии, на которые распространялась власть Магнуса. Но претензии Батория возрастали с каждым часом. Теперь он требовал передать ему Псков, Новгород, Смоленск, не говоря уж о Ливонии. Поэтому дальнейшие переговоры теряли всякий смысл.
241
ПДС, т. I, стлб. 785 и сл.; т. X, стлб. 1.
Луки были взяты польскими войсками в ночь с 5 на 6 сентября. В городе устроена была резня, во время которой погибло до 7 тыс. человек, в том числе женщины и дети. Затем полякам удалось нанести поражение небольшому отряду русских войск под Торопцом и взять крепости Невель, Озерище и Заволочье. Попытка оршанского старосты Ф. Кмиты с небольшими силами в 9 тыс. человек совершить набег на Смоленск окончилась полным разгромом литовских войск. Неудачливый воевода «пришел в Оршу пеш на шестой день, а с ним четыре человека». Взято было 380 пленных и «наряд» (артиллерия) [242] .
242
Новодворский, с. 156–158, 180, 197–198; Гейденштейн, с. 124–141; РК 1559–1605 гг., с. 183; Щ, л. 616 об.
27 января 1581 г. Иван IV из Александровской слободы посылает Баторию новые мирные предложения с согласием на дополнительную уступку нескольких городов в Ливонии (Кокенгаузена, Крейцбурга), а также Усвята и Озерища. Взамен царь требовал вернуть Великие Луки и Велиж. В случае успешного начала переговоров царь уполномочивал послов отказаться от нескольких ливонских замков [243] . На это Баторий не пошел, но окончательный ответ послам отложил до решения сейма, стремясь затянуть переговоры до начала следующей кампании. Покинув театр военных действий, Стефан Баторий 3 ноября 1580 г. прибыл в Вильно [244] .
243
Литовская метрика, т. II, № 57, с. 112–121; № 59, с. 121–122; Гейденштейн, с. 148–149; Новодворский, с. 199–200.
244
Новодворский. Прил., № XX, с. 48.
Запоздалым отзвуком кампании было сожжение г. Холма в декабре 1580 г., взятие крепости Вороноч на Псковщине и сожжение Руссы (март 1581 г.) [245] .
Воспользовавшись тяжелым положением России, ведшей изнурительную войну с Баторием, шведский полководец Понтус Делагарди захватил центр русских владений в Карелии — г. Корелу (4 ноября), в результате чего из 4041 двора там осталось всего 440 [246] .
Подготовку к походу на Россию Баторий начал на рубеже 1581 г. На заседаниях сейма, открывшегося в январе 1581 г., ему удалось добиться утверждения новых военных налогов. Безуспешно русский гонец Р. Климентьев вел предварительные переговоры, соглашаясь от имени царя на уступки еще нескольких городов в Ливонии (Режицы, Люцена и Мариенгаузена). 16 февраля он был отпущен с письмом Батория, в котором король отказывался от заключения мира с Иваном IV из-за того, что в Ливонии продолжали находиться царские войска. Очередное посольство Е. М. Пушкина и Ф. А. Писемского прибыло в Вильно 24 мая [247] . Царь на этот раз готов был поступиться всей Ливонией, за исключением Нарвы и еще двух-трех крепостей, с тем чтобы избежать новой войны с Баторием. Он отдавал также Полоцк, Озерище и Усвят, выговаривая себе Великие Луки, Холм, Велиж и Заволочье. Но и на этот раз польский король остался непреклонным.
245
РК 1559–1605 гг., с. 177–178; Щ, л. 616 об.; Новодворский, с. 207–209. По разрядам, Холм был взят 10 февраля 1581 г.
246
Форстен. Балтийский вопрос, с. 597; Мюллер Р. Б. Очерки по истории Карелии XVI–XVII вв. Петрозаводск, 1947, с. 47.
247
Литовская метрика, т. II, № 60–62, 66, 68; с. 124–130, 136–139, 140–157; Гейденштейн, с. 166–167; Коялович, с. 183, 250, 283–285; Новодворский, с. 206; Natanson-Leski J. Op. cit., s. 74–80; HRM, t. I, N CCV, р. 294.
Наряду с переговорами Иван IV, как и Баторий, предпринял меры к поиску средств, необходимых для дальнейшего ведения войны, и провел мобилизацию людских резервов. Социально-экономические условия, в которых находилась Россия к началу 80-х годов XVI в., крайне затрудняли дальнейшее ведение Ливонской войны и настоятельно требовали скорейшего замирения. Страна переживала страшнейший хозяйственный кризис, достигший в начале 80-х годов (по В. И. Корецкому) своего апогея [248] .
248
Корецкий. Закрепощение, с. 89.
Наиболее тяжелым было положение Новгородской земли, испытавшей опричный погром и тяготы войны со Швецией. Писцовые книги по Новгородской земле (к сожалению, таких материалов нет по другим районам Русского государства) позволяют отчетливо представить картину состояния экономики края в начале 80-х годов. К 1582/83 г. в Деревской пятине запустело 98 % обеж земли, а населения осталось всего 7,1 % от того, которое жило тут в конце XV в. В Шелонской пятине «в пусте» лежало 91,2 % всех дворов, в Вотской — 93, 9, в Тверской половине Бежецкой пятины — 84, в Обонежской пятине — около 50 %. В самом Новгороде к 1581/82 г. жило всего 20 % населения доопричного времени [249] . Запустение вызывалось ростом государевых податей, опричными репрессиями, обрушившимися на Новгород с особой силой, войнами (особенно в пограничных районах), эпидемиями и голодом. В 70-е годы XVI в. подати возросли на 14 %, а цены на хлеб подскочили на 400 % от цен первой половины века. Подъем цен к 80-м годам был не только новгородским, но и общерусским явлением. В целом же в Новгородской земле осталось 20,9 % населения, жившего там в середине XVI в., половина которого находилась в далеком Заонежье [250] .
249
АИСЗР, т. II, с. 67, 69, 126, 171, 191, 247. По данным Н. Ф. Яницкого (которые приводит также Б. Д. Греков), Шелонская пятина запустела на 83,6 %, Бежецкая — на 79, Вотская — на 64,7, Деревская — на 54,7, Обонежская — на 26,3 % (Яницкий Н. Ф. Экономический кризис в Новгородской области XVI в. Киев, 1915, с. 52; Греков Б. Д., кн. 2, с. 243, 246).
250
АИСЗР, т. II, с. 23. 28, 293; Маньков, с. 34.
Сходной, очевидно, была картина и в центре России. Крестьяне и горожане бежали оттуда на север через «Камень» (Урал), на юг и в Поволжье. Центр экономической жизни страны перемещался на ее окраины. Выразительные данные о крестьянских побегах содержатся в писцовой книге дворцовых владений Симеона Бекбулатовича в Твери (май — октябрь 1580 г.). К 1580 г. эти владения запустели примерно на 70 % (на 272,5 выти в живущем тягле и на льготе приходилось 635 вытей, лежащих «в пусте»). При этом на 2217 человек, живших на дворцовых землях, приходилось 333 перехода (т. е. около 15 %), из них 188 вывозов, 118 побегов и уходов и 27 приходов. Подавляющее большинство побегов или уходов (151 случай) падает на 1579/80 г. [251] Уходы «без отказу и безпошлинно» были частым явлением. Вывозы (насильственные переселения) крестьян были в это время основной формой переходов крестьян.
251
ПКМГ, ч. I, отд. II, с. 291–403. О дате см.: Лаппо И. И. Тверской уезд в XVI в. — ЧОИДР, 1894, кн. 4, с. 14, 205, 47; Скрынников. Россия, с. 182. Нужно, конечно, делать скидку на память лиц, сообщавших сведения о беглецах.