В канун Рождества
Шрифт:
— Он идет! — прошептала она.
Входная дверь открылась и закрылась. Они ждали. Затем повернулась ручка двери в гостиную, дверь распахнулась, и Оскар остановился на пороге, глядя на них. Он был в вельветовых брюках и толстом теплом свитере в крапинку. Густая седая прядь упала на лоб, и он отвел ее рукой. Она ожидала увидеть его другим: может быть, сломленным происшедшей трагедией. Но разбитое сердце не увидишь, а Оскар умел скрывать свои чувства.
— Элфрида. Я понял, что вы приехали — увидел вашу машину.
Она подошла поздороваться. Он взял ее руки в свои, наклонился и поцеловал в щеку. Губы
— Дорогой Оскар. Я снова дома.
— Как давно вы здесь?
— Минут пятнадцать. Выехала из Корнуолла сегодня утром. Я зашла в магазин к миссис Дженнингс, и она мне все рассказала. Я ничего не знала. Целый месяц не читала газет. От нее я поехала прямо сюда и вот познакомилась с вашим дядюшкой.
— Я вижу. — Он выпустил ее руки и повернулся к Гектору, который, сидя в кресле, наблюдал их встречу. — Извини, Гектор, что заставил тебя ждать. Там какие-то неполадки, надо что-то делать с выключателем. Вижу, Элфрида составила тебе компанию.
— И очень приятную. Однако мне пора ехать обратно.
Старый джентльмен оперся на свою трость и попытался подняться с кресла. Оскар подошел и помог ему встать. Гектор медленно двинулся через гостиную, потом через холл. Оскар подал ему старомодное пальто и старую мягкую фетровую шляпу. Тот небрежно нахлобучил ее.
— Хорошо, что ты приехал, Гектор. Я очень тронут. Рад был повидать тебя.
— Милый мой мальчик! Спасибо за ланч. Случится быть в Лондоне, обязательно загляни.
— Конечно загляну.
— И подумай над моим предложением. По крайней мере, это даст тебе передышку. Ты не должен оставаться здесь. — Гектор пошарил в кармане пальто. — Чуть было не забыл. Записал для тебя. Телефон Билликлифа. Все, что тебе нужно будет сделать, это позвонить ему, ключ от твоего дома у него. — Пожилой джентльмен извлек из кармана сложенную бумажку и протянул Оскару. — Только не откладывай звонок на поздний час, — добавил он и подмигнул слезящимся глазом, — майор Билликлиф имеет привычку прикладываться к бутылке виски и к вечеру уже почти ничего не соображает.
Элфриду интересовали куда более практические вопросы.
— Как давно дом пустует?
— Месяца два. Но там есть некая миссис Снид, она приходит убирать и проветривать помещение. Это устроил Билликлиф, а я плачу ей жалованье.
— Похоже, вы обо всем позаботились, — сказала Элфрида.
— Не так уж много у меня осталось забот. Ну что ж, мне и правда пора. До свидания, дорогая. Мне было очень приятно познакомиться с вами. Надеюсь, мы еще встретимся.
— И я тоже надеюсь. Мы проводим вас до машины.
Оскар взял Гектора под руку, они проследовали через парадное и спустились с лестницы. Похолодало, начал моросить мелкий дождь. Заметив их, шофер вышел из машины, обошел вокруг и открыл дверцу. Общими усилиями Гектора устроили на сиденье и пристегнули ремнем безопасности.
— До свидания, дорогой мой мальчик. Мысленно я с тобой.
Оскар обнял старика.
— Еще раз спасибо тебе, Гектор, что приехал.
— Надеюсь, мне удалось хоть немного поддержать тебя.
Оскар отступил назад и захлопнул дверцу. Машина тронулась. Гектор помахал скрюченной старческой ладонью. Оскар и Элфрида стояли, глядя вслед неспешно удалявшейся в сторону Лондона машине.
Наступившую
— Пойдемте в дом.
— Может, мне лучше уехать?
— Нет, останьтесь.
— Миссис Масвелл в доме?
— Нет. Она уходит после ланча.
— Хотите, я приготовлю нам чай?
— Пожалуй.
— А можно взять в дом Горацио? Он весь день просидел в закрытой машине.
— Ну конечно. Теперь ему некого опасаться. Мопсы на него не накинутся.
«О Боже!» — подумала Элфрида. Она подошла к своей «фиесте» и выпустила Горацио. Он радостно выскочил и стрелой понесся по газону к ближайшему лавровому дереву, потом, как положено, поскреб немного землю и вернулся к ним. Оскар нагнулся, ласково погладил пса по голове, и они направились к дому. Просторная кухня Глории, в которой всегда стоял дым коромыслом, теперь казалась пустой и непривычно прибранной, но там было тепло. Миссис Масвелл оставила на столе только поднос с единственной кружкой, кувшинчик с молоком и коробку печенья.
Элфрида нашла чайник, налила воду и поставила на плиту. Она повернулась к Оскару — он сидел, прислонясь спиной к теплой печке.
— Я хотела бы найти для вас нужные слова, но не умею, Оскар. Простите меня. Я очень сожалею, что ни о чем не знала. Я тут же приехала бы из Корнуолла. И успела хотя бы на похороны.
Он передвинул стул к кухонному столу, оперся локтями о стол и спрятал лицо в ладонях. На какое-то мгновение ей показалось, что он плачет, и она испугалась. Она слышала свой голос как бы со стороны.
— Сама не знаю почему, но за целый месяц я ни разу даже не заглянула в газету. Никакого предчувствия. Пока сегодня…
Оскар медленно отнял от лица ладони, и она увидела, что он не плачет, но в глазах была такая боль, что уж лучше бы он плакал. Он сказал:
— Я бы сообщил вам, но не имел ни малейшего представления, где вы.
— Мне и в голову не приходило, что вам понадобится мой адрес. — Элфрида глубоко вздохнула. — Оскар, я хорошо знаю, что это такое — терять близких. Все то время, что Джимбо болел, я знала, что это конец, что он никогда не поправится. Но когда он умер, оказалось, что я совершенно не готова к чудовищной боли и страшной пустоте. Я знаю: то, что я пережила тогда, всего лишь малая крупица того, что предстоит выстрадать вам. И я ничего не могу сделать, я ничем не могу вам помочь, не могу облегчить вам эту боль.
— Вы здесь…
— Если вы хотите поговорить, я готова слушать.
— Еще не сейчас.
— Знаю. Слишком рано. Слишком скоро.
— Викарий пришел ко мне почти сразу после того, как это случилось. Мне только что сообщили, что Глория и Франческа погибли. Он старался успокоить меня и все говорил о Боге, а я думал: неужели он совсем лишен человеческих чувств? Вы как-то спросили меня, религиозен ли я, и я понял, что не могу ответить на ваш вопрос. Я только знал, что музыка и моя работа, мой хор значат для меня больше, чем любая церковная догма. Те Deum. Помните тот день, когда мы впервые встретились у церкви, и вы сказали, что вам особенно понравилось исполнение Те Deum? Слова и мелодия наполняли меня верой в добро и, быть может, в вечность.