В канун Рождества
Шрифт:
— Если возвращение к корням — шаг назад, то я на это согласен. Однако мне нравится мысль стать возмутителем спокойствия. Я знаю, как управлять небольшой фабрикой. У отца научился. А он был предан своему делу. Любил ткацкие машины, как другие любят автомобили. С любовью прикасался к рулонам ткани, словно хотел приласкать их, получал удовольствие, ощущая фактуру шерсти, ее плетение. Наверное, я из того же теста. И знаю одно: довольно с меня маркетинга. Жду не дождусь, когда опять ступлю на порог фабрики, опять вернусь к началу. Похоже, именно это мне сейчас необходимо.
Нил пристально посмотрел
— Не обижайся, но мне кажется, что твой президент распоряжается тобой, как отец сыном, просто чтобы чем-то тебя занять.
— Потому что моя личная жизнь рухнула?
— Если честно, то да.
— Я спросил его об этом. Но оказывается, он задумал перебросить меня на фабрику в Бакли задолго до того, как узнал о Деборе.
— Ну конечно. Глупый вопрос. Сэр Дэвид Суинфилд недалеко бы ушел, имей он мягкое сердце. Когда же ты едешь?
— Чем раньше я там окажусь, тем будет лучше. Но предстоит еще кое-что утрясти, прежде чем я туда отправлюсь. Завтра утром встречаюсь с банкирами. Надо составить заново сроки инвестиций и прочее.
— А где ты там будешь жить? Ты, кажется, сказал, что сыновья Мактаггерта продали все дома?
— Да, верно, но это неважно. Наверное, остановлюсь в гостинице или сниму дом. А может, познакомлюсь с черноволосой девицей и поселюсь с ней в хижине под камышовой крышей.
Нил рассмеялся.
— Ну ты даешь! — Он взглянул на часы, устроился в кресле поудобнее и широко зевнул. — Что ж, желаю тебе удачи, старик.
В этот момент раздался звонок.
— О черт, — сказал Нил, поставил стакан и встал. — Это явился старый зануда.
Больше он ничего не успел прибавить, потому что открылась кухонная дверь и в холле раздались быстрые шаги Джэни, а затем — ее голос:
— Здравствуйте, как поживаете? Чудесно снова встретиться. — В голосе ее звучала неподдельная радость, и Сэм уже не в первый раз подумал, какая она добрая. — Проходите.
Затем что-то неразборчивое произнес мужской голос.
— О, конфеты! Спасибо. Надо будет спрятать от детей подальше. Вы на метро или удалось поймать такси? Давайте мне ваше пальто, я повешу. Нил там, в гостиной.
Джэни распахнула дверь, и Нил пошел приветствовать гостя.
Сэм тоже поднялся на ноги.
— Нил! Рад вас видеть. Давненько мы не встречались. Спасибо, что пригласили меня.
— Да что вы, что вы…
— Ты посмотри, что он принес мне! — вмешалась Джэни, показывая мужу небольшую коробку конфет. Она переоделась в черные бархатные брюки и белую шелковую блузу, но фартук в красно-белую полоску еще не сняла. — Мятная помадка в шоколаде — это так вкусно!
— Пустяки, — отмахнулся гость. — Пытаюсь вспомнить, сколько лет мы не виделись. Когда это было? За ланчем с твоими родителями, Джэни. Да, очень-очень давно.
Повернувшись спиной к камину, Сэм внимательно разглядывал гостя. Перед ним стоял солидный мужчина за шестьдесят с повадками молодого повесы. Возможно, когда-то он был недурен собой и чем-то даже смахивал на Дэвида Найвена, [10] но сейчас черты лица его расплылись, щеки покрылись сеткой красных прожилок, а выхоленные усики и пальцы пожелтели от табака. Волосы у гостя были седые, редеющие, но длинные, ниспадающие на воротник. Выцветшие бледно-голубые глаза блестели, а сильно загоревшее лицо и руки были усыпаны веснушками. Он был в брюках из серой шерстяной фланели, коричневых замшевых туфлях, синем блейзере с медными пуговицами и рубашке в бело-голубую полоску. Под высоким жестким воротником завязан шелковый галстук буйной красно-желто-зеленой расцветки, браслет от часов золотой, запонки в манжетах рубашки тоже. Он явно старался принарядиться и слегка злоупотребил одеколоном «О Соваж».
10
Дэвид Найвен — британский актер (1909–1983).
— Да, целую вечность, — подтвердила Джэни, — лет семь. Наверное, родители тогда еще жили в Уилтшире. А теперь я должна вас познакомить. Это Сэм, а это Хьюи Маклеллан.
— Как поживаете?
— Приятно познакомиться.
И они обменялись рукопожатием.
— Сэм и Нил дружат еще со школы.
— Старый друг лучше новых двух. Господи, какое ужасное в Лондоне движение. Никогда еще не было таких пробок. Пятнадцать минут ждал такси.
— А где вы остановились?
— Да в своем клубе, конечно, но он теперь далеко не тот, что прежде. Первоклассный швейцар, но в остальном… Мог бы вполне сэкономить.
— Разрешите предложить вам стаканчик, Хьюи.
Хьюи просветлел лицом.
— Хорошее предложение. — Он оглядел столик с бутылками и стаканами. — Джин с тоником, если можно. И, — он похлопал себя по карманам, — вы не против, если я закурю, а, Джэни?
— Нет, нет, конечно. Где-то здесь была пепельница.
Она поискала ее взглядом, нашла, вытряхнула оттуда обрывки бумаги и поставила на столик возле дивана.
— Черт побери, ну и времена наступили. Никто не курит. В Нью-Йорке кошмар что творится. Только щелкнешь зажигалкой, подходит какой-нибудь тип и стреляет в тебя. Насмерть.
Хьюи вынул из кармана блейзера серебряный портсигар, вытащил сигарету, щелкнул золотой зажигалкой и выпустил изо рта облачко дыма, после чего сразу расслабился и потянулся к Нилу за стаканом джина с тоником.
— Да благословит тебя Бог, мой мальчик.
— А ты не хочешь выпить, Джэни?
— Мой стакан вина на кухне. Кстати, Нил, открой нам бутылочку к обеду.
— Конечно. Извините. Мне нужно было об этом пораньше позаботиться. Простите меня, Хьюи, я отлучусь на минуту. Располагайтесь поудобнее, а Сэм составит вам компанию.
Хозяева вышли и закрыли за собой дверь, а Хьюи с комфортом уселся в уголок дивана, так, чтобы стакан и пепельница были под рукой, и откинулся на мягкие подушки.
— Очаровательный у них дом. Я еще не бывал здесь. В последний мой приезд они жили в Фулэме. Я знаю Джэни с детства. Ее родители — мои старые друзья.
— Она рассказывала. Вы, очевидно, сейчас с Барбадоса?
— Да. У меня дом в Спайтс-тауне. Время от времени наезжаю в Лондон тряхнуть стариной, посоветоваться с биржевым маклером, подстричься у своего парикмахера и побывать у портного. Печально, что друзья мало-помалу уходят. Каждый раз узнаю, что какой-нибудь старый греховодник откинул копыта. Да, печально. Но все мы стареем, такова жизнь.