В когтях у хищника
Шрифт:
— Доставай свое платье, Антония, я заодно и его отутюжу, — предложила она.
— Зачем же. Я могу сама.
— Нет-нет. Тебе надо как можно дольше держать свою лодыжку в покое. Ты ведь будешь сегодня танцевать. Вот повеселимся!
Вот только время ли теперь веселиться? Меньше всего Антонии хотелось сейчас танцевать. Представив холодные гладкие ладони Ральфа Билея на своей спине, его нездорового цвета лицо рядом со своим, Антония с отвращением содрогнулась. Но спорить бесполезно. Ей надо достать платье и отдать его Айрис. Сегодня что-то непременно случится. Она с уверенностью чувствовала это.
Войдя в свою комнату, Антония поняла, что кое-что уже случилось. Сначала она не заметила ничего особенного. Только подушки на кровати лежали немного криво, а дверь гардероба оказалась приоткрытой. Впрочем, утром она так спешила, что вполне могла плохо заправить постель и оставить гардероб открытым.
Затем она заметила, что ящик ее туалетного столика наполовину выдвинут, а все содержимое перевернуто, как будто там что-то искали. Кроме того, на столике была рассыпана пудра.
На память пришел гостиничный номер в Окленде, где кто-то рылся в ее вещах. Затем она отчетливо вспомнила, как недавно они вошли с Беллой в комнату Айрис и увидели там ярко-красную надпись на стене и рассыпанную повсюду пудру.
«Гасси! — пронеслось в ее голове. — Значит, он вернулся!»
Как во сне, в ее памяти снова и снова слышался его пронзительный голос: «Но это не я! Не я!» Голос в телефонной трубке, свет в нежилом крыле, обрывок водоросли на лестнице, чей-то крик… Допустим, на стене в комнате Айрис писал все-таки не Гасси…
В страхе перед неизвестным Антония выбежала на лестницу и закричала:
— Айрис! Айрис!
Внизу все разом подняли головы. Айрис быстро подошла к лестнице. В ее лице была тревога:
— Что такое, дорогая? Саймон, выключи, пожалуйста, утюг. Так что случилось, Антония?
Антония уже пожалела, что на минуту потеряла над собой контроль.
— Кто-то возился в моей комнате, — ответила она. — Так похоже на Гасси…
— Но это не может быть Гасси! — Айрис вдруг резко замолчала. Казалось, будто ее взяли за плечи и пригвоздили к месту.
— Ладно, пойдем — сама увидишь, — настаивала Антония.
Айрис побежала по лестнице, перепрыгивая через две ступеньки сразу. Войдя в комнату, она остановилась как вкопанная. На ее лице изобразилось раскаяние.
— Ах, Тони, извини, пожалуйста! Я нечаянно рассыпала твою пудру.
— Ты! — удивленно воскликнула Антония.
— Да, я. Я не хотела, чтобы ты узнала, что я была здесь. Но меня зачем-то вызвали. Господи, какой беспорядок!
— Так, значит, это ты! — с недоумением повторила Антония. — Что, в конце концов, ты здесь делала?
— Дорогая, не расстраивайся так. Это все из-за тех несчастных таблеток. Ральф сказал, чтобы я их нашла. Они слишком сильные.
Антония смотрела, как к ней приближается узкое, заостренное книзу лицо Айрис, ее блестящие от волнения глаза — совсем как у Птолемея, когда он следит за птичками.
Именно из-за всех этих загадок она и осталась здесь, в отчаянии напомнила себе Антония. Она не должна бояться, не должна позволять страху заползти к ней в душу и овладеть ею. Наверное, Айрис действовала от чистого сердца. Почему же тогда ей кажется, что в комнате специально оставили беспорядок, чтобы окончательно сбить ее с толку. А может быть, чтобы представить другим доказательства — если они понадобятся.
— Я же говорила тебе, что не пила никаких таблеток, — холодно сказала Антония. — Ты что, не веришь мне?
Айрис натянуто засмеялась. В ее глазах было отчаяние:
— Я знаю, что ты так думаешь, дорогая, но Ральф сказал… на всякий случай…
— И ты нашла их?
— Нет, дорогая. Если бы ты только попыталась вспомнить…
Кровь бросилась Антонии в лицо. Она была не в силах оставаться больше любезной:
— Возможно, у тебя самые лучшие намерения, Айрис, но, по-моему, ты ведешь себя просто возмутительно. Не знаю, что ты замышляешь, но не сомневайся — я выясню это прежде, чем покину этот дом.
Айрис всплеснула руками:
— Ну, вот! Сама видишь, какая ты неуравновешенная. Тебе кажется, будто я что-то замышляю, когда единственное, что я, как всем известно, пытаюсь сделать, — так это позаботиться о тебе. А ты бог знает что выдумываешь!
Антония гневно смотрела на нее. У нее не хватало слов от возмущения. Неожиданно она услышала, как Саймон, который оказался возле двери, сказал:
— Пойдем, Айрис, хватит.
Айрис хотела было на него накинуться. Однако тут же овладела собой и с обидой в голосе заговорила:
— Вы только полюбуйтесь — я из кожи лезу, чтобы угодить Антонии, и вот вам благодарность. Ведь я же извинилась, не так ли? Сейчас возьму тряпку и все вытру.
Неужели и правда глупо обращать внимание на такие пустяки, подумала Антония. Но ведь они сами придают им значение. Вон какое испуганное лицо у Саймона, и Айрис изо всех сил пытается теперь все загладить.
— Зачем же, я сама все уберу, — медленно сказала Антония. — Я просто не люблю, когда трогают мои вещи, вот и все.
— Никто не любит! Саймон, не смотри на меня так грозно. Я искала те пропавшие таблетки снотворного, — услышала Антония, когда Айрис с Саймоном вышли.
Настоящий спектакль. Генриетта непременно оценила бы его по достоинству. Антонии вдруг нестерпимо захотелось расхохотаться, и она зажала рот ладонью, глядя на рассыпанную пудру. Вот только случайно ли ее рассыпали? Казалось, будто, сунув в пудру палец, кто-то пытался неуклюже писать ею. Она увидела «Л», «А», затем что-то неразборчивое и снова четко выписанную «А». Что там такое получается? — «Л», «А», затем, кажется, «Р» и еще одна «А». «Лаура! «— молнией пронеслось у нее в мозгу.