В когтях ястреба
Шрифт:
По большому счету, Штелера не волновали события, произошедшие в далеком прошлом. Гораздо важнее было понять, что же так долго не показывающийся на людях колдун собирается делать теперь. Почему он объявился именно в Вендерфорте и зачем изучает природу морронов? Пока что барону на ум пришло лишь одно, самое правдоподобное объяснение. Бывший сержант Жал собрался мстить, но перед тем, как вступить в бой с действительно серьезными противниками, то есть старшими и куда более опытными, чем Штелер, легионерами, расчетливый и хладнокровный колдун решил немного попрактиковаться на несмышленом новичке, к тому же находящемся вдали от собратьев по клану. Борьба за справедливость в городе была лишь ширмой, за которой скрывались его грязные помыслы. Затворник хоть и выпустил моррона из особняка, но не прекратил эксперименты, а лишь перевел их в новую стадию. Теперь уже Аугусту казалось, что похищение баронессы понадобилось колдуну
Ощущать себя подопытным – дело малоприятное, однако барон не мог себе позволить оставить бедняжку в беде. Он переродился, превратился из человека в моррона, но в то же время не находил в себе сил отрешиться от людского прошлого. Как мужчина, он должен защитить женщину, а как единственный носитель прославленного имени ванг Штелер, просто обязан был вступить в борьбу за торжество справедливости. Бесстрастная логика заставляла делать барона одно, а честь и долг призывали к совершенно иному. Выбор был за ним, и моррон его сделал, хоть и понимал, что поступает глупо, подчиняясь крайне невыгодным правилам навязанной ему игры. Он решил спасти оказавшуюся по его вине заложницей колдуна баронессу и поэтому ускорил шаг, торопясь на встречу с Линорой.
Как однажды сказал мудрец, имя которого барон не только подзабыл, но никогда и не знал: "…самые сложные дела вершатся сами собой…» Штелер нашел плащ, когда его, собственно, еще толком и не искал. Осторожно крадучись по улочке и стараясь держаться поближе к стенам домом, чтобы в случае опасности успеть скрыться в подворотне, моррон заметил пару сапог, торчавших из веток раскидистого куста, недавно кем-то или чем-то примятых. Резонно отметив, что сапоги сами собой по улице не ходят, моррон допустил, что если подойдет ближе, то обязательно обнаружит в колючей зелени и их владельца. Так оно и случилось, хозяин стоптанных подошв и местами залатанных голенищ преспокойно храпел, широко раскинув конечности и пуская открытым ртом здоровенные пузыри. На руку, в которой были одновременно зажаты шляпа и почти пустая бутылка какой-то мутной гадости явно не коллекционного разлива, был намотан старенький плащ, хоть повидавший виды, но еще вполне пригодный для носки. Позаимствовав находку, Штелер из жалости оставил возле спящего золотой. Моррон по собственному опыту знал, что деньги весьма пригодятся бедолаге, когда он проснется: опохмеляться мерзким пойлом, от которого ты и впал в дурманное забытье, – не самая лучшая затея.
Последнее препятствие было удалено, теперь барон мог смело отправляться на свидание, хотя, говоря по чести, перспектива встречи с красавицей его ничуть не вдохновляла. Во-первых, какому же мужчине в здравом уме и трезвом рассудке понравится, когда его постоянно унижают и обвиняют в проступках и преступлениях, которых он не совершал? Госпожа Линора Курье была крайне остра на язык, и к Штелеру у нее уже сложилась устойчивая антипатия. Аугуст не сомневался, что первая часть разговора пройдет на повышенных тонах и он услышит многое, чего не хотел бы услышать. Барону не доставляла удовольствия незавидная участь – сидеть дурак дураком и изредка робко оправдываться. Во-вторых, и эта причина тоже была немаловажна, Штелеру не нравилось место, где он назначил встречу. Харчевня «Крылышко куропатки», которую он приметил еще в первый день по приезде, была излюбленным местом сборища городской стражи. Сюда приходили после дежурств уставшие блюстители порядка, а многие стражники, свободные от несения вахты, заявлялись перекусить даже со своими степенными семьями. Это было, пожалуй, одно из самых спокойных мест в городе. Закоренелые преступники и просто сброд обходили его стороной, и человеку, которого разыскивали, переступать порог заведения с аппетитным названием было необычайно опасно. Штелер понимал, что его могут узнать, но тем не менее назначил встречу госпоже Курье именно там осознанно, а не по неведению. Сколь ни велико было бы желание наставницы спасти воспитанницу, она вряд ли пришла бы одна, без сопровождения, в иное, менее спокойное место, да и ждать его слишком долго не стала бы. Моррон как чувствовал, что опоздает на встречу. К тому же к даме с такой эффектной наружностью всегда прицепится парочка-другая негодяев, а в «Крылышке куропатки» невзлюбившая его была как нигде защищена от пьяных домогательств. Конечно, сами стражники, тем более не на дежурстве, тоже изрядно любили пошалить, но для веселых утех выбирали иные заведения. Какой же дурак пустится в пьяные проделки на глазах у степенных семейств сослуживцев? Присутствие в харчевне хотя бы одной женушки офицера или сержанта напрочь отбивало
Барону оставалось лишь надеяться, что ни один из солдат – участников погонь за ним не придет сегодня в заведение промочить горло. Впрочем, одежда сильно меняет внешность человека, и его могли не узнать, ведь участники последней погони, видевшие его в костюме «от Гербранда», еще не сменились с дежурства и если бы даже появились в «Крылышке», то только ближе к утру.
Прикидывая в голове, в каком ключе следует начать беседу с Линорой, чтобы ее вступительная нотация продлилась не долее пары минут, барон и не заметил, как оказался возле харчевни. Колокол на часовне возвестил своим заунывным боем о наступлении половины первого ночи.
Вроде бы ничто не предвещало беды. Четверо стражников без доспехов в одних лишь привольно расстегнутых мундирах мирно болтали возле входа, распивая между делом бутылку вина. Приближение барона не заставило их встревожиться и хоть как-то проявить интерес к собиравшемуся посетить питейную обитель стражи чужаку. Ни один из них даже не одарил гостя пронизывающим насквозь, испытующим взглядом. Когда моррон взялся за дверную ручку, то не услышал за спиной ни вопроса, ни окрика, хотя был морально готов к проявлению к его персоне нездорового внимания.
Однако у Штелера все же возникло тревожное ощущение, что за ним наблюдает пара зорких глаз и что вот-вот начнется новый виток неприятностей, только непонятно, кто будет их виновником: то ли отдыхавшая после службы стража; то ли Линора, возможно все-таки не послушавшаяся его и пришедшая на встречу не одна; то ли зоркий колдун, каким-то образом умудрявшийся знать почти все, что происходило в городе и вблизи от его стен. Успокаивая себя мыслью, что ранее как-то выбирался из самых безвыходных передряг, что глупо бояться за жизнь, когда живешь во второй раз и уже однажды умер, Штелер переступил порог излюбленного блюстителями порядка заведения.
Как и ожидал барон, в этот поздний час в харчевне было многолюдно, но довольно тихо… без потасовок, оглушающей музыки и пьяных драк. Основную массу посетителей составляли солдаты, только готовящиеся заступить на долгое, двенадцатичасовое дежурство и отходящие за стаканчиком-другим доброго вина от двух-трехдневной спячки междусменья. За столами в зале сидели и пять дам. Три из них явно являлись женами низших чинов; одна была скучавшей офицерской вдовушкой, которую хоть и тянуло на приключения, но только в кругу своих, умеющих держать язык за зубами бывших сослуживцев мужа; и в последней особе барон тут же узнал притомившуюся в ожидании Линору. Одевшаяся во все черное, прямо как на похороны, красавица уныло ковыряла вилкой в миске с салатом и почти не притронулась к стоявшему на столе вину. «Похоже, моя задержка пошла ей на пользу, бойцовский дух иссяк, и дамочка не будет меня костерить уж слишком долго», – отметил про себя барон, отнюдь не торопящийся подойти к столику и тут же начать сложный разговор.
Харчевня была специфическим заведением, и это выражалось не только в своеобразности клиентуры, но и в довольно нетипичном для иных питейных мест антураже. На стенах не было ни гобеленов, ни картин с прекрасными видами, но зато, как в настоящем военном арсенале, повсюду были развешаны щиты, оружие, стяги и доспехи. Кроме того, на маленьком пятачке между стойкой хозяина и камином была устроена своеобразная экспозиция трофеев, когда-либо отнятых у наиболее выдающихся нарушителей правопорядка. Тут висели и самодельные кольчуги, обагренные кровью знаменитых преступников; и хитрые воровские приспособления для взлома замков и незаметного проникновения в чужие сокровищницы; а также прочие замысловатые вещицы, о назначении которых несведущему человеку оставалось лишь только догадываться. Однако внимание моррона привлекли два предмета, явно чуждые коллекции под названием «Из быта преступного мира».
Прежде всего, барона возмутил вид его собственного щита, прибитого к стене между копной волос остриженной перед казнью воровки и деревянной культей портового попрошайки, провинившегося перед законом тем, что он не только выпрашивал мелочь в неположенном месте, но и ловко срезал кошельки с ремней не дававших мзду зевак. Перечеркнутый крест-накрест герб древнего герканского рода смотрел на своего хозяина с молчаливым укором и молил о возмездии. Пьяная солдатня вытирала о щит сальные руки, а когда была особо навеселе, кидала в него кости, метясь в центр, где под черной краской позора еще проступали контуры свирепого герканского кабана, совсем недавно символизировавшего честь и доблесть прославленного рода ванг Штелеров. Хоть при взгляде на превращенный в унизительное посмешище щит сердце барона и сжалось от боли, но не только это далеко не самое приятное зрелище привлекло внимание посетителя и заставило немного повременить с беседой с давно уже поджидавшей его дамой.