В кольцах Сатурна
Шрифт:
Ночь наступила час назад в соответствии с периодом вращения Гипериона, установленным веков пять назад по приказу Ника Грека. Сатурн уже поднимался по небу. Оторвав взгляд от фронтона, Мэтью стал подниматься по широким мраморным ступеням.
Дорические колонны, казалось, вздымались все выше и выше над ним. Чувство ничтожности себя самого, которое обрушилось на него, еще когда он вышел из Гостиницы, все росло и росло. Он чувствовал себя очень маленьким, когда, наконец, вошел в дверь, временно возникшую в черной завесе силового поля, и попал в огромную комнату, уже желая исчезнуть совсем.
Комната занимала всю переднюю часть прямоугольного здания.
Строго говоря, это была не комната, а большой вестибюль. С трех сторон высились до самого архитрава великолепные дорические колонны, а на четвертой стороне — как раз напротив главного входа — величественно поднималась на второй этаж главная лестница, и там были видны десятки декоративных дверей. Все было отделано мрамором, даже столы и стулья. А в центре комнаты мраморный фонтан вздымал изящный букетик цветов из сверкающей всеми красками воды. Высоко над фонтаном, по-видимому, висящая прямо в воздухе, была люстра в форме спиральной галактики, испускающая мягкое, но проникающее повсюду сияние. Силовое поле между колоннами, так эффективно скрывающее внутренности Дома от посторонних взглядов, здесь было лишь легким, прозрачным туманом. И через этот туман виднелись, как свечи, далекие огни города Сатурния.
Рободворецкий, выполненный в той же манере, что и робохранник Александр Великий и носящий греческую тунику, на передней стороне которой было вышито его имя Пиндар, шагнул вперед, мягко ступая одетыми в сандалии ногами. Он принял у Мэтью пальто и шапку с ушами, и провел его через зал к круглому мраморному столу, стоящему у основания лестницы. Проходя мимо фонтана, Мэтью вздрогнул, заметив серебристые вспышки, обозначавшие присутствие в воде венерианских пираний.
Их были тут сотни. Нет, тысячи! Домашние любимчики Геры? — мельком подумал он.
Усадив его за стол, Пиндар удалился к боковым колоннам. И тогда Мэтью увидел других андроидов.
Они стояли по одному у каждого столба. За всех были туники и сандалии, как у Пиндара, и все они стояли совершенно неподвижно, точно статуи. Исключение составлял лишь «старик» с живым бородатым лицом, который пристально разглядывал Мэтью.
Пока Мэтью глядел на него, андроид оставил колонну и пошел к столу. Он подался вперед, и крошечные лампочки, составлявшие его глаза, то тускнели, то разгорались. Мэтью вспомнил, что встречался с подобной реакцией у робоприслуги в Гостинице. Робоприслуга была той же «школы», что и персонал в Доме Кристопулоса, и вместе с такими же «символическими» андроидами могли эффективно функционировать только тогда, когда порядок вещей, для которых были созданы, или которые хотя бы соответствовали их «личным» понятиям о добре и зле.
Понятия персонала Гостиницы были вполне ясны. Но в них имелось и слабое место. Например, они полагали, что все три пилота джет-тракторов должны напиваться до невменяемости хотя бы раз за время их отпуска, и когда Мэтью однажды отказался от выпивки (в то время его мучила язва), робослужка перенес своего рода механический шок, первым признаком которого было разгорание и потускнение его глаз.
Мэтью прочитал имя на тунике «старика».
— Эсхил?
«Старик» нетерпеливо кивнул.
— Да, Эсхил — смотритель ванн и спален. — Затем добавил: — Нынче блистательным утром, пока повелитель спит сладко в постели, мрачный заговор зреет в подвалах...
— Как ты посмел покинуть свой пост после закрытия?
Это была Гера. Гера в саронге с блестящими ромбами. Гера, высокая и властная, с глазами, как темные пропасти, полные гневом.
Эсхил отшатнулся, глаза-лампочки его бешено замигали.
— Неуклюжий старый дурак! — продолжала она. — Возвращайся к своему столбу! Завтра ты будешь разобран — я все равно терпеть не могу твоих пьес. Они глупы!
«Старик» развернулся, пошел к своему столбу, где тут же застыл, как статуя. Гера повернулась к Мэтью, который вскочил на ноги.
— Приношу извинения за его выходки, — сказала она. — Пожалуйста, садитесь.
Мэтью сел, и она опустилась на скамью рядом с ним. В уголках ее глаз были заметны морщинки усталости — или тревоги, трудно было сказать, — а лицо казалось чуть осунувшимся по сравнению с прошлым разом.
Она хлопнула в ладоши. Мгновение спустя из дверей справа от лестницы появилась робослужанка, неся поднос с высокой темной бутылкой и двумя бокалами в форме цветков на высоких стеблях. Вышивка на груди ее туники гласила, что ее зовут Коринна.
— И это все, госпожа? — спросила она, поставив на стол бутылку и бокалы.
— Пока что все. Прочь отсюда, кухонная распутная девка!
Коринна убежала. Гера наполнила бокал и протянула Мэтью.
Потом взяла другой.
— За твою лояльность, Мэтью Норт, — сказала она. — Пусть она вечно висит над Домом Кристопулоса, как большая и яркая звезда.
Они чокнулись с мелодичным звоном бокалов и выпили.
Вино зажгло в Мэтью холодные огни. Сияющее пламя поднялось и лизнуло его мысли.
Неужели это вино из знаменитых погребов Дома Кристопулоса? — подумал он. Вино, на котором Ник Грек, как считалось, нажил свое состояние? Но Мэтью тут же отбросил эти мысли. Вряд ли. Такое вино слишком дорого, чтобы появляться на рынке. А кроме того, по слухам, реальный источник состояния Кристопулоса был синтетический джин, который Антония Анзалоне научилась производить в своей емкости как раз перед тем, как Ник Грек женился на ней, и который с тех пор добропорядочные жители Земли и Семи Сатрапий невоздержанно употребляли.
Гера снова наполнила бокалы и хлопнула в ладоши — на этот раз дважды. Тут же Коринна и другая служанка по имени Сафо стали носить еду.
Мэтью онемел от такого количества и разнообразия блюд. Тут была нежнейшая марсианская куропатка, какую ему не довелось попробовать прежде. С каждым блюдом подавалось другое вино, ни одно из них не походило вкусом на предыдущее, и каждое новое было крепче прежнего. От опьянения Мэтью спасало только количество поглощаемой еды, но, в конце концов, он все же опьянел, поскольку не мог больше съесть ни кусочка. Было красное вино, и синее вино, и янтарное вино, и даже красное с зеленоватым отливом, которое, как сказала Гера, доставили с виноградников самого южного континента Сириуса XVIII, и которое доходило в открытом космосе. Интересно, подумал он, а нет ли вина, которое она ему не подала, вина с Бимини, тоже зревшее в открытом космосе?