В кольцах Сатурна
Шрифт:
После ванной она показала ему еще несколько комнат, последней из которых была ее спальня. Это была большая комната, а трехмерные фрески на стенах заставляли ее казаться еще просторнее. От содержимого этих фресок на его высохших щеках загорелся румянец. Он читал про обряды, которыми славился храм Дианы в Эфесе. Но чтение — это одно, а видеть их на картинах — совершенно другое.
Гера вопросительно посмотрела на него. Свет от непристойных фресок придал ее лицу красноватый оттенок и углубил темноту ее глаз. Мэтью глянул ей через плечо и увидел огромное спальное возвышение с алыми подушками и черным покрывалом. Он услышал собственное хриплое
Он стоял, беспомощный, и все словно крутилось вокруг него.
— Я... Я спущу капсулу с орбиты, как только вы пожелаете, — сказал он.
— Да, — рассеянно ответила Гера, будто услышала эти слова задолго до того, как он их произнес. — Если подождешь снаружи, я велю служанкам приготовить меня.
И она хлопнула в ладоши.
Дрожа, Мэтью вышел из спальни. Елена Троянская и Гекуба, казалось, ждали за дверью. Они быстро шмыгнули внутрь и закрыли дверь за собой.
Дрожь Мэтью все усиливалась. Чтобы успокоиться, он подошел к мраморным перилам и глянул вниз. Там было все, как и прежде. Фонтан, стол и скамьи. Колонны и андроиды возле них, словно прикованные цепями. Они были в образах Иктайнеса и Калликрата, архитекторов, создавших истинный Парфенон, скульптора Фидия, который украсил храм, в образах Дзено, Порликлитуса, Праксителя, Гомера, Парменидеса, Леуциппоса, Аристофана, Софокла, Эврипида, Эсхила...
Эсхил посмотрел на него в ответ, глаза его то разгорались, то гасли.
Затем андроид покинул свой столб и поднялся по лестнице. Он подошел к Мэтью и коснулся его руки.
— Ну, — сказал он, — я покажу вам, иначе вы не поверите.
— Покажешь мне что? — раздраженно спросил Мэтью.
— Я покажу вам, — повторил Эсхил. — Пойдемте.
Глазные лампочки его мигали все чаще и чаще. Что же могло так расстроить его, этого «старика». Внезапно в Мэтью пробудилось любопытство.
— Ладно, — сказал он. — Только поспеши.
Эсхил провел его по второму этажу к внушительной двери в самом его конце. Дверь была заперта, но Эсхил достал откуда-то из туники связку ключей на большом кольце и вставил один из них в старинный, архаичный замок. Мгновение спустя дверь покорно распахнулась. Войдя за «стариком», Мэтью оказался в большой ванной комнате.
Эта комната могла посрамить даже ванную Геры. Вогнутая стена стала одной непрерывной фреской, изображающей райскую местность, и, наряду с фреской на потолке, изображающей голубое небо с редкими облачками, она производила неизгладимое впечатление. Иллюзия глубины была столь яркой, что на мгновение Мэтью показалось, будто он прошел сквозь пространство-время и попал в древнюю Грецию. Под ногами у него была настоящая трава. А ванна стала спокойным водоемом, на берегу которого он стоял. На противоположном берегу он увидел две статуи: Пана и Сиринкс. Сиринкс убегала, а Пан догонял ее с очевидными намерениями.
Мэтью взглянул на водоем у своих ног. Он был метров пять в диаметре, с глубиной в пару метров. Его вогнутое дно было облицовано белым мрамором. И пока Мэтью вглядывался в голубоватую воду, ему показалось, что он заметил серебряную вспышку. Отблеск? — подумал он. Но приглядевшись внимательнее, он заметил другие вспышки. Он узнал ярких, блестящих и быстрых венерианских пираний, и, внезапно успокоившись, отступил. Вода буквально кишела ими!
Но зачем кому бы то ни было — даже богачу, который мог позволить себе быть эксцентричным, — держать венерианских пираний у себя в ванне?
Эсхил настойчиво указывал на дно ванны-водоема. Снова подойдя поближе, Мэтью вгляделся, напрягая зрение... и увидел кости.
Ужасные кости, в совершенстве очищенные от мяса. Белые кости, почти сливающиеся с мраморным дном бассейна. Бедра, таз, пустая клетка ребер. И череп с темным основанием. На кости одного из пальцев было кольцо — кольцо со знакомой печаткой. Печаткой Дома Кристопулоса.
Или, с точки зрения Эсхила, печаткой Дома Атрея.
Мэтью резко отвернулся, почувствовал тошноту.
— Когда? — заставил он себя задать вопрос.
Эсхил повернулся к нему и, когда заговорил, глаза-лампочки его замигали еще чаще:
Нынче блистательным утром,
пока повелитель спал сладко в постели,
мрачный заговор зреет в подвалах.
Но не спала она, поднялась и взяла
мерзкий кубок свой, смерти совок,
и зачерпнула им смерть из фонтана,
затем же, степенно поднявшись наверх,
вылила мерзкую смерть в водоем своего господина.
«Старик» замолчал, потом воздел глаза к небу на потолке и, вскинув руки, продолжал:
Где же вы, Фурии, где, отправляйтесь за ней,
Идите ж за ней по ее кровожадному следу!
Пусть она побежит к Аполлону и мудрой Афине,
Все равно кончит жизненный путь в подземелиях мрачных Аида.
Горе, горе же ей, правосудье грядет неизбежно.
Но не спите и вы, приносившие клятву вассалов.
Отомстите за страшное это злодейство,
На которое боги взирали с небес равнодушно!
В страхе Мэтью схватил ключи, которые «старик» по-прежнему держал в руке, и выскочил из ванной. По пути он разобрал их и, когда подошел к двери в спальню Геры, у него уже был наготове нужный.
Он вставил ключ в замок и повернул. Затем толкнул дверь. Но она не поддалась.
Тогда Мэтью отправился искать видеофон.
VI
Полиции Сатурнии пришлось вывести из строя Александра Великого и трех его генералов дезактивационным лучом, чтобы войти в Дом.
Мэтью не знал этого, пока не вышел из Дома несколько часов спустя и не увидел четыре «трупа», лежащие на мраморной лестнице. Он невольно отвел взгляд. Они были слишком живописные, по сравнению с костями, которые по-прежнему были в ванне, полной пираний, когда он привел к ней инспектора полиции Сатурнии. Александр, Птолемей, Селевкус и Антигон могли быть снова активированы. В отличие от Эсхила. Эсхил сошел с ума. Схемы его закоротились, глазные лампочки лопнули, и от него осталась лишь почерневшая оболочка.