В круге первом
Шрифт:
– И вы об этом рассказываете – смеясь?
– А чего ж плакать? Обо всём, Клара, плакать – слёз не хватит. Я – не один. Послали на Воркуту – а там уж таких молодчиков! уголь долбят! Вся Воркута на зэках стоит! Весь Север! Да вся страна одним боком на них опирается. Ведь это, знаете, сбывшаяся мечта Томаса Мора.
– Чья?.. Мне стыдно бывает, я многого не знаю.
– Томаса Мора, дедушки, который «Утопию» написал. Он имел совесть признать, что при социализме неизбежно останутся разные унизительные и особо тяжёлые работы. Никто не захочет их выполнять! Кому ж их поручить? Подумал Мор и догадался: да ведь и при социализме будут нарушители порядка. Вот им, мол, и поручим! Таким образом, современный ГУЛАГ придуман Томасом Мором, очень старая идея!..
– Я никак не одумаюсь. В наше время – и так жить: подделывать паспорта, менять города, носиться, как парус… Людей, подобных вам, я нигде в жизни не видела.
– Клара, я тоже не такой! Обстоятельства могут сделать из нас чёрта! Вы же знаете – бытие определяет сознание! Я и был тихий мальчик, слушался маму, читал Добролюбова «Луч света в тёмном царстве». Если милиционер манил меня пальцем – во мне падало сердце. Во всё это врастаешь незаметно. А что мне оставалось? Ждать, как кролику, – пока меня второй раз возьмут?
– Не знаю, что оставалось, но и так жить?!. Я представляю, как это тягостно: вы – постоянно вне общества! вы – какой-то лишний, гонимый человек…
– Ну, иногда тягостно. А иногда, знаете, даже и не тягостно. Потому что как по Тезикову базару походишь, посмотришь… Ведь если новенькие ордена продают и к ним удостоверения незаполненные, так это – где продажный человек работает, а? в какой организации? Представляете?.. Вообще, я скажу вам, Клара, так: я сам – только за честную жизнь, но чтобы все, понимаете? – чтобы все до одного!
– Но если все будут ждать от других, так никогда и не начнётся. Каждый должен…
– Каждый должен, но не каждый делает! Слушайте, Клара, я вам скажу проще. Против чего произошла революция? Против привилегий! Тошно было русским людям от чего? От привилегий. Одни одеты были в робу, другие – в соболя, одни пешкодралом – другие на фаэтонах, одни по гудочку на фабрику, другие в ресторанах морду наращивали. Верно?
– Конечно.
– Правильно. Но почему же теперь люди не отталкиваются от привилегий, а тянутся к ним? И что говорить обо мне, о пацане? Разве с меня начинается? Я же на старших смотрю. Я же насмотрелся. Живу в небольшом городке в Казахстане. Что я вижу? Жёны местных начальников бывают в магазине? Да никогда! Меня самого посылали первому секретарю райкома ящик макарон отнести. Целый ящик. Нераспечатанный. Можно догадаться, что не только этот ящик и не только в этот день…
– Да, это ужасно! Это меня саму переворачивало всегда, вы поверите?
– Поверю, конечно. Почему живому человеку не поверить? Скорей поверю, чем книжке в миллион экземпляров… И вот эти привилегии – они же охватывают людей, как зараза. Если кто может покупать не в том магазине, где все, – обязательно будет там покупать. Если кто может лечиться в отдельной клинике – обязательно будет там лечиться. Если может ехать в персональной машине – обязательно поедет. Если только где-нибудь мёдом помазано и туда по пропускам – обязательно будет этот пропуск выхлопатывать.
– Это – да! Это ужасно!
– Если забором может отгородиться – обязательно отгородится. И сам же сукин сын был мальчишкой – лазил через купеческий забор, яблоки рвал – и тогда был прав! А теперь ставит забор в два роста, да сплошной, чтоб к нему заглянуть нельзя, ему так уютно оказывается! – и думает, что опять же он прав! А в Оренбурге на базаре инвалиды войны, которым объедки одни достались, играют в решку – медалью Победы. Бросят вверх и кричат: «Морда – или Победа?»
– Как это?
– Ну, там с одной стороны написано «Победа», а с другой – Изображение. Посмотрите у отца.
– Ростислав Вадимыч…
– Какой я, к чертям, Вадимыч? Просто – Руся.
– Мне трудно вас так называть…
– Ну, я тогда встану и уйду. Вон, на обед звонят. Я для всех – Руся, а для вас… особенно… Не хочу иначе.
– Ну, хорошо… Руся… я тоже не совсем глупенькая. Я много думала. С этим нужно – бороться! Но не вашим способом, конечно.
– Да я же ещё и не боролся! Я просто так рассуждал: если равенство – так всем равенство, а если нет – так к едрёне фене… Ох, простите меня, пожалуйста… Ох, простите, я не хотел… И вот видим мы с детских лет такое дело: в школе говорят красивые слова, а дальше не ступишь без блата, а нигде нельзя без лапы – так и мы растём продувные, нахальство – второе счастье!
– Нет! Нет! Так нельзя! В нашем обществе много справедливого. Вы берёте через край! Так нельзя! Вы много видели, правильно, много пережили, но «нахальство второе счастье» – это же не жизненная философия! Так нельзя!
– Руська! На обед звонили, слышал?
– Ладно, Земеля, иди, я сейчас… Клара! Вот я говорю вам взвешенно, торжественно: я всей душой был бы рад жить совсем иначе! Но если бы у меня был друг… С холодной головой… подруга… Если бы мы могли с ней вместе обдумать. Правильно построить жизнь. В общем, я – это ведь только внешне, что я – как будто арестант и на двадцать пять лет. Я… О, если б вам рассказать, на каком я лезвии сейчас балансирую!.. Любой нормальный человек умер бы от разрыва сердца… Но это потом… Клара! Я хочу сказать: во мне – вулканические запасы энергии! Двадцать пять лет – ерунда, я могу шутя когти оторвать…
– Ка-ак?
– Ну, это… Умахнуть. Я даже сегодня утром присматривал, как бы я это из Марфина сделал. От того дня, когда невеста моя – если б только она у меня появилась – сказала бы: «Руся! Убеги! Я жду тебя!» – клянусь вам, я бы в три месяца убежал, паспорта бы подделал – не подкопаешься! Увёз бы её в Читу, в Одессу, в Великий Устюг! И мы начали бы новую, честную, разумную, свободную жизнь!
– Хорошенькая жизнь!
– Знаете, как у Чехова всегда герои говорят: вот через двадцать лет! через тридцать лет! через двести лет! Наработаться бы день на кирпичном заводе, да прийти уставшему! О чём мечтали!.. Нет, это я всё шучу! Я вполне серьёзно! я совершенно серьёзно хочу учиться, хочу трудиться! Только не один! Клара! Посмотрите, как тихо, все ушли. В Великий Устюг – хотите? Это – памятник седой старины. Я там ещё не был.
– Какой вы поразительный человек.
– Я искал её в Ленинградском университете. Но не думал, где найду.
– Кого?..
– Кларочка! Из меня ещё кого угодно можно вылепить женскими руками – великого проходимца, гениального картёжника или первого специалиста по этрусским вазам, по космическим лучам. Хотите – стану?
– Диплом подделаете?
– Нет, правда стану! Кем назначите, тем и стану. Мне только – вы нужны! Мне нужна только ваша голова, которую вы так медленно поворачиваете, когда в лабораторию входите…