В Ливане на войне
Шрифт:
Что можешь ты, таможня, плакать –
Не обнаружишь ничего.
Как мы беречь умеем тайну!
Как ловко мы отводим взор
От мест опасных, чтоб случайно
Вдруг не открылся наш позор!
Но вот таможенные метры
Прошел ты с дрожью, невредим.
Теперь, открывши груди ветру, –
Домой!
Восторженно глядим
На наши горы, наши нивы:
Страна любимая, цвети!..
Такой мы противоречивый
Народец, –
Господи,
ДÓМА
Два дня с женой прошли, как в дивной сказке.
Мой краткий отпуск подошел к концу...
Но вот беда: как будто в некой маске
Я в эти дни ходил по кибуцу.
Хотя я здесь обычный местный житель,
Почет и слава вдруг пришли ко мне:
Я стал не я, а символ-представитель
Тех, кто теперь в Ливане на войне.
Я сразу стал значительным и сильным,
Красивым и прославленным навек...
Но если вдруг, простите, хочет символ
Пописать, как обычный человек,
Как символу, не мудрствуя лукаво,
Вдруг в туалет пойти средь бела дня?..
Спасибо, жизнь, за то, что лишней славой
Не наказала в жизни ты меня.
И будет день, и вновь вернусь сюда я
К своей жене и дочери, любя,
И никого уже не представляя,
За исключеньем только лишь себя.
18 августа 1982, КФАР-ЭЦИОН
ТОПОГРАФИЧЕСКОЕ ЭССЕ
Как в очи Цезаревы Брут,
Смотрел на карту я, храбрея,
И усмотрел: похож Бейрут
На нос галутского еврея.
Когда ж, устроив там разнос,
Я прошагал на север твердо,
То вдруг увидел тот же нос,
Но обращенный кверху гордо.
Мораль: террору по рогам
Взрезая ревностно и круто,
Мы бьем не только по врагам,
Но и по бремени галута.
СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ
У моря в голубеющие воды
Смотрел я, умиляясь и любя,
И о красе и таинстве природы
Вновь, как обычно, думал про себя.
И, помню даже, думал на иврите,
Когда он подошел ко мне и вдруг
Заговорил по-русски: "Извините,
Вы случаем не Саня Авербух?.."
И все пошло, как в театральном действе:
В ливанской свалке, где идет война,
Мы вспомнили про нашу жизнь в Одессе
И дружбу в те шальные времена,
Когда, от нетерпения сгорая,
Брели во мгле и верили в рассвет...
Но с той поры, как прибыли в Израиль,
Не виделись почти двенадцать лет.
Мы рады встрече, хоть о сей минуте
Ни он, ни я не грезили в тоске.
Но что-то было в том, что здесь, в Бейруте,
Болтали мы на русском языке.
НЕПРОИЗВОЛЬНЫЙ ПРОПАГАНДИСТКИЙ ВЫДОХ
Зеваем, кофе попиваем, –
Вокруг почти не слышно пуль.
Мы тоже больше не стреляем,
А отправляемся в тиюль*.
Теперь встречают нас ливанцы
В кафе, в музеях и в кино,
И даже нá море купаться
Отныне нам разрешено.
По городам страны неспешно
Гуляем; улицы тихи.
А пред красой природы здешней
Замолкнут лучшие стихи.
Забудь, солдат, тревоги-страхи,
Вкушай земную благодать, –
Вовеки нам при Маарахе**
Такого б кайфа не видать!
* Тиюль /иврит/ – прогулка, экскурсия.
** Маарах – блок оппозиционных партий в кнесете, выступающий против израильских военных действий в Ливане.
* * *
Не сказать о том нельзя:
Глаз и уст очарованье,
Что за финики, друзья,
Бесподобные в Ливане!
Ни в одной из южных стран
Не растут они такие –
Потому не зря Ливан
Звали греки Финикией.
ЛИВАНСКИЙ КЕДР
Праведник возвышается, как кедр в Ливане
Псалом Давида, 92:І3.
И послал Соломон к Хираму сказать: ты знаешь, что Давид, отец мой, не мог построить Храм во имя Господа, Бога своего, из-за войн с окрестными народами...
Ныне же Господь, Бог мой, дал мне покой со всех сторон... И вот я намерен построить Храм во имя Господа, Бога моего... Итак, прикажи наготовить для меня кедров ливанских.
Книга Царей, І, 5:І6-20.
С прадавних лет, величествен и щедр,
На весь Восток прославлен знаменито,
Произрастал в земле ливанской кедр,
Воспетый в гимне вещего Давида.
Был иудейский праведник не зря
Своею высью кедру уподоблен...