В масках играют краплеными
Шрифт:
Скрытое в медальоне микроскопическое устройство непрерывного действия записывало и снимало все, что видел и слышал Андрей.
– Подарок матери, – объяснил Лагинский, уловив любопытные взгляды. Он открыл крышку медальона и показал фотографию миловидной улыбающейся женщины.
Наверху послышался многочисленный конский топот и раздались громкие возбужденные голоса:
– Оврагом они побегли, ваше благородие!
– Акимов! Бери взвод и прочесать овраг! А вы, прапорщик, со своими по верху, и чтоб не одна сволочь…
– Слушаюсь, господин поручик.
Красногвардейцы
– Уходим, только без шума, – шепотом предупредил всех Горобко.
Но не прошло и получаса, как их заметили сверху. Со всех сторон затрещали выстрелы и Горобко с товарищами поняли, что им не прорваться.
– Эх, влипли, братцы, – тяжело вздохнул пожилой шахтер и метким выстрелом снял гарцевавшего у края оврага казака. – Бей только в цель. Беречь патроны. Повоюем еще чуток.
Андрей не понимал, почему эти люди не хотели сдаваться – положение было безнадежным. Все-таки плен – возможность выжить. Но проявлять любую инициативу ему категорически запрещено.
Патронов было мало и все реже группа красных отвечала на беспорядочную пальбу белогвардейцев. Вздрогнул от пулевого удара между ребер и, удивленно повернувшись, привалился к склону оврага и обмяк, длинный худой боец, выронив из жилистых натруженных рук пахаря оружие с пустой обоймой. Еще один боец, сплюнув от досады, бросил бесполезное оружие. Вскоре патроны кончились у всех. Кротовцы, поняв это, перестали стрелять и с руганью бросились к ним. К угрюмой, тесной кучке людей – ветеранам разбитого полка.
Шахтер, член партии большевиков, ловко выхватив спрятанную за спиной винтовку, со всей силы ударил прикладом в горло подбежавшего первым с синими погонами алексеевца. Захрипев, человек повалился на землю. «Зачем?!» – беззвучно крикнул Андрей. Спешивший к ним прапорщик остановился и, не целясь, на уровне пояса передергивая затвор, стал стрелять, отчаянно матерясь. Медленно упал шахтер, схватившись за грудь, захлебнулся кровью лихой рубака Чумаков, глухо застонал раненый еще и в руку Горобко.
– Прекратить! – раздался начальственный окрик, и к оврагу подъехал офицер с полковничьими погонами на английском френче.
– Пленных в штаб. Прапорщик, сопроводить.
Стрелявший козырнул и неохотно опустил короткоствольный кавалерийский карабин.
– Да это ж матерые коммуняки, – бормотал он. – Отбивались, собаки, пока не кончились патроны, да и после… Кто таков? – ткнул он пальцем в Лагинского, заметно выделявшегося среди красноармейцев спортивной фигурой и интеллигентным лицом.
– Врач, – кротко ответил Андрей, спокойно глядя на прапорщика.
– Ваше благородие, – обратился к офицеру молодой солдат, протягивая ему оружие Лагинского. – У него в нагане еще патроны остались.
Андрей заметил на себе настороженный взгляд Горобко, тот, превозмогая боль, презрительно ухмыльнулся в лицо Лагинскому.
Пленных повели назад, к хутору. Но неожиданно путь им преградила группа всадников из Дикой чеченской дивизии. Горбоносый кавказец-офицер горяча коня, требовал немедленно порубить красных и, сминая на груди черкеску, кричал с сильным акцентом о священной мести за убитого вчера под Александровском его старшего брата. Средних лет хорунжий, но уже с седой бородой, видимо, родственник или друг офицера, крикнул ему: «Ахмет!», и что-то добавил резким тоном. Но офицер лишь на мгновенье глянул в его сторону. Горцы, недобро сверкая глазами из-под лохматых шапок, окружили пленных и конвоиров. Недалеко с десяток конных донцов с интересов поглядывали в их сторону, явно не собираясь вмешиваться в происходящее. Прапорщик вяло возражал, ссылаясь на приказ доставить пленных в штаб отряда, но офицер чувствовал в его поведении скрытое одобрение. Андрей понял, что ситуация близка к критической.
«Служба Контроля исторической стабильности и корреляции исследований против действий исследователя не возражает. Настоящий контакт последствий не имеет».
– Разрешите обратиться, – шагнул Андрей к кавказцу. Тот яростно впился в Лагинского яростно сверкающими глазами. Семи секунд Лагу было достаточно. Взгляд офицера потух и остекленел. Он вздыбил коня, круто развернув его и, что-то коротко выкрикнув своим землякам, поскакал в степь. Недоуменно переглянувшись, горцы последовали за ним.
– Что это они? Кто понял? – обескураженный странным поведением сотника-чечена спросил прапорщик у казаков. Один из них, молодой, с выбивающимся чубом из-под фуражки, явно хорошо знающий чеченский, охотно ответил:
– А ему седой сказал, что джигиты, мол, с пленными не воюют.
На хуторе, откуда их выбили утром, было оживленно. Видимо, здесь остановилось несколько частей наступающего корпуса. Тяжело двигаясь, на дорогу выезжали броневики, у домов стояли грузовики с пулеметами, фыркали у коновязи уставшие лошади. С озабоченными лицами спешили вестовые.
Вначале быстрое и успешное наступление врангелевцев все больше замедлялось и вязло. Второго августа взяли Александровск и Орехов, но ценой огромных потерь. Самые дальновидные штабисты понимали, что наступление, несмотря на захват Северной Таврии, скоро захлебнется. Оперативные задачи, возложенные главнокомандующим Врангелем на войска, уже после первых дней наступления были сорваны упорнейшим сопротивлением красных, отступивших за Днепр и не дававших противнику сунуться на правобережье.
Прапорщик побежал к штабу, а пленных отвели за амбары, где находилось еще десятка
три красноармейцев, среди них были и раненые. Лагинский своим биополем убрал у них болевые ощущения и дал из своих запасов каждому по половинке таблетки сильного стимулятора. Люди взбодрились прямо на глазах.
«Служба Контроля исторической стабильности и корреляции исследований не возражает. На последующих событиях ваши действия не отразятся».
Сообщение слегка насторожило Андрея, но обдумать его помешал Горобко.
– Не пойму я тебя, парень, – хмуро глядя, заговорил он, проглотив лекарство. – Что ты за птица, никак не раскушу. И лечишь ты временами похоже на бабку Анфису из нашего села, только заклинания не шепчешь, да получше получается.