В Микенах, златом обильных
Шрифт:
– Быть может, будучи пророчицей, она предвидела встречу с твоим мужем? – съязвил Эгисф.
– И однако сохранить целомудрие ей не удалось, – сообщил Менетий примирительным тоном. – Аякс Оилеид в дыму пожар, под грохот рушащихся стен Илиона и вопли убиваемых изнасиловал бедняжку прямо у алтаря Афины, где она пыталась искать защиты.
– Аякс? Этот самодовольный хвастун, ни в чем не знающий удержу?! – бросила Клитемнестра презрительно.
– Но воин неплохой, – возразил Эгисф.
– Допустим, – не стала спорить Клитемнестра. – Почему же он не пытался удержать добычу?
– Ему было не до того, – объяснил Менетий. – Прочие воины чуть не убили его за святотатство. Совершить такое у алтаря самой Афины, покровительницы ахейского войска!..
– В любом случае, Агамемнону повезло, – констатировала Клитемнестра. – Не пришлось за красотку сражаться. Говоришь, она еще и пророчица?.. Погоди, я что-то припоминаю. Не та ли это безумная, что металась среди толпы, приветствовавшей деревянного коня, и чуть не погубила все предприятие Одиссея, да и самого Одиссея впридачу?
– На самом деле она вовсе не безумна. Аполлон, обиженный отказом, сделал так, чтобы ей никто не верил, потому троянцы и не приняли ее предсказаний всерьез.
– И теперь, наверно, рвут себе волосы на голове.
– Если у них осталось что и на чем рвать! – вставил Эгисф.
Клитемнестра на остроту не отреагировала.
– Что ж, мне все понятно, – сказала она задумчиво. – Отчет наиполнейший.
Менетий заколебался, но после короткой паузы все же решился заговорить.
– Умоляю, госпожа, будь осторожна, – сказал он более пылко, чем приличествовало слуге, пусть и доверенному. – Воины болтали о том, о сем, и, между прочим, сплетничали, что Агамемнон намеревается тебя отринуть и сделать царицей Кассандру.
Клитемнестра лениво махнула рукой.
– Не беспокойся. Поди вели согреть воды, я хочу помыться. И вызови портниху, авось она успеет до завтра сшить мне наряд, достойный такого дня, негоже встречать ниспровергателя Трои в старом платье… Да, о встрече!.. Пусть на стене все время стоит дозорный, чтобы доложить мне, когда колесница Агамемнона будет на подъезде к Акрополю. Вели украсить венками и гирляндами ворота. Проверь, сколько у нас пурпурной ткани, я хочу, чтобы всю лестницу устлали пурпуром, снизу доверху… Ну и следует распорядиться, чтобы жители Микен вышли к дороге с цветами, дабы бросать их под колеса с криками восторга.
– Это им и так подскажет чувство! – заметил Менетий.
Клитемнестра поглядела на него насмешливо.
– Ошибаешься. Восторг и гнев толпы надо умело созидать! – сказала она наставительно. – Займись.
– Слушаюсь!
Менетий выскользнул в дверь так же неслышно, как вошел, не преминув перед выходом бросить в сторону Эгисфа настороженный взгляд.
Клитемнестра поглядела туда же сердито.
– Чего ради ты вылез? – осведомилась она. – Я ведь тебе сказала, что не хочу…
– Чтобы Менетий застал меня в твоей постели, – перебил ее тот. – Так он и не застал!
Клитемнестра поморщилась, но спорить дальше не стала, не до того было.
– Ну и как тебе нравится эта история? – спросила она. – Я имею в виду красавицу Кассандру.
– Добра нам это не сулит, – изрек Эгисф напыщенно.
– Совсем напротив! – возразила Клитемнестра. – Теперь, вооруженная сведениями, доставленными мне верным Менетием, я первая пойду в атаку и заставлю Агамемнона оправдываться, тогда ему станет не до того, чтобы интересоваться моими прегрешениями.
Эгисф покачал головой.
– Напрасные надежды! Вряд ли найдется в Микенах, да и всей Арголиде человек, который об этих прегрешениях не слышал. Не успеет Агамемнон ступить на территорию города, как сплетни достигнут его ушей. Если уже не достигли.
– Ты полагаешь, кто-нибудь посмеет указать славному герою и доблестному мужу на ветвистые рога, торчащие из его лаврового венка? – спросила Клитемнестра. – Да он тут же выхватит меч и укоротит язык посягнувшему на его величие! Он суетен и тщеславен и не позволит омрачить себе триумф. И никто из слуг, которые отлично знают его характер, не решится это сделать.
– Сегодня, может, и нет, – сказал Эгисф глубокомысленно. – Но есть еще и завтрашний день.
– А завтра я напомню ему об Ифигении! О моей дочери, которую он принес в жертву своим амбициям. Варвар! Кровожадный дикарь! Прекрасное, чистое, нежное существо зарезать, как глупую овцу! И во имя чего?!
– Во имя ахейской славы, – сообщил Эгисф с иронической улыбкой.
– Славы! Нет уж, извините! Для того лишь, чтобы вернуть в дом своего рогоносца-брата шлюху, сбежавшую с первым встречным.
– Ну не совсем первым, – поправил ее Эгисф. – Этого встречного как-никак благословила сама Афродита.
– Еще одна блудница под стать первой, – уронила Клитемнестра презрительно.
– Не богохульствуй! – вскричал Эгисф.
– Да и все они хороши, – продолжила Клитемнестра неумолимо. – А эта Артемида? Пусть Агамемнон пустил стрелу в ее драгоценного оленя, да еще и хвастал своей меткостью, бахвал и болтун, так его б и карала, в чем виновна была моя несчастная дочь, чтобы требовать ее крови? Злобная старая дева! Уж не знаю, кто из них хуже, блудница или измученная воздержанием даже не старая, а уже престарелая дева?
– Да замолчи ты! – взорвался Эгисф. На его лице был ужас, не притворный, как все, что это лицо изображало, а подлинный, от которого в животе крутит да поджилки трясутся.
Клитемнестра засмеялась.
– А ты не трусь!
– Я не трушу! – процедил сквозь зубы Эгисф. – Но с богами лучше шуток не шутить.
– Еще как трусишь! Разве я не вижу? Весь затрясся, услышав о возвращении Агамемнона. И уже готов уступить ему место.
– А что ты мне прикажешь делать? – осведомился Эгисф нервно. – Он царь и возвращается во главе победоносной рати. А я всего лишь изгнанник, беглец, тут на птичьих правах, и если даже Агамемнон не захочет слышать подробностей времяпрепровождения жены в его отсутствие, то о том, кто убил его отца, ему напоминать не надо. Да и ты, конечно, предпочтешь героя цареубийце и отверженному.