В мире античных свитков

Борухович В. Г.

Книжную лавку Сосиев (по-видимому, братьев) упоминает Гораций в первой книге своих «Посланий» (Ep., I, 20). Указанное послание замыкает первую книгу и представляет собой своеобразное поэтическое послесловие, которое помещалось перед колофоном. Это послесловие содержит шутливые и даже несколько иронические упреки поэта в адрес своей книги, и одновременно прогноз по поводу ожидающей ее судьбы. При этом поэт пользуется случаем, чтобы представить себя читателю (все в той же шутливой форме), называя свой возраст — 44 года, исполнившиеся ему в год консульства Лепида и Лоллия (то есть в 21 г. до н. э.). Примерно около этого года и была издана первая книга «Посланий».

«Кажется, ты, моя книга, уже пристально смотришь в сторону Вертумна и Януса [212] , отполированная пемзой Сосиев — разумеется, желая быть выставленной на продажу [213] .

Ты возненавидела ключи и печати, которым рады стыдливые [214] , и стонешь оттого, что тебя видят немногие. Зато ты хвалишь публичные места, хоть и воспитана ты по-другому. Так беги же туда, куда ты стремишься: вышедшей в свет тебе не будет возврата. “Что я, несчастная, сделала? Чего захотела?” — скажешь ты, когда тебя обидят. Ты сумеешь и свернуться, когда любитель, насытившись тобою, заскучает. Но если твой пророк не полностью безумен (от гнева, испытываемого к тебе, грешной), тебя будут ценить в Риме пока ты не состаришься. После, захватанная руками толпы, ты станешь грязной и молча будешь кормить собою ленивых червей — или же умчишься в Утику, или, связанная, будешь отослана в Илерду».

212

Вертумн, супруг Помоны, был богом перемен. Одной из его функций было покровительство торговле, обмену товаров. Небольшое святилище его стояло на Викус Тускус, Этрусской улице, в Риме, где помещались ряды книжных лавок. Здесь же находились и публичные дома.

213

Ut prostes. Здесь заключена игра слов, так как этот глагол, кроме значения «быть выставленным», имел и другой смысл — заниматься проституцией.

214

Книги обычно запирались в ящик и запечатывались печатью владельца.

Кто такие эти Сосии, книготорговцы и издатели? Гораций упоминает о них еще раз в «Послании к Писонам» («Об искусстве поэзии»), где говорится о том, что хорошая книга принесет прибыль Сосиям и достигнет заморских стран. Этим, к сожалению, и ограничиваются все наши сведения о владельцах крупной римской книготорговой фирмы. По-видимому, они были вольноотпущенниками знатного плебейского рода Сосиев Сенеционов, игравших видную роль в общественной жизни Рима (один из членов этого рода был даже консулом в далеком прошлом). Торговля книгами была прибыльным делом, и Сосии принадлежали к числу крупных деятелей римской книготорговли, как можно судить на основании того, что Гораций употребляет их имя в качестве нарицательного.

Как правило, книжные лавки располагались в самых оживленных местах древнего Рима. В императорскую эпоху местом особенно оживленной книжной торговли был «Викус Сандалиариус», Туфельная улица, где располагались в большом количестве книжные лавки [215] .

«Тиражи» книг, выпускавшихся античными издателями, нам плохо известны. Из более поздних источников (например, писем Плиния Младшего) мы узнаем, что некий Регул выпустил в свет некролог своего безвременно умершего сына в количестве 1 000 экземпляров (IV, 7, 2). Один из «Писателей истории Августов» сообщает, что император Тацит издал эдикт, согласно которому все библиотеки империи должны иметь сочинения его предка, историка Тацита [216] .

215

Aul. Gell., N. A., XVIII, 4, 1; Galen., XIX, 9.

216

Fl. Vopisc. V. Tac. 10.

Многое остается нам неясным и в вопросе о том, как складывались взаимоотношения книготорговца и издателя с автором: кроме уже упоминавшейся здесь переписки Цицерона, только Марциал, пожалуй, позволяет нам несколько приподнять завесу тайны, скрывающей эту сторону римской литературной жизни.

Между 85 и 101 годами нашей эры вышли в свет 14 книг эпиграмм Марциала. Вначале он писал их, обращаясь к своим знатным и могущественным покровителям, затем и к своим друзьям. По совету последних он стал собирать их в отдельные книги. В одной эпиграмме Марциал в шутливой форме знакомит нас с тем, как готовилось издание одной из этих книг:

Что пристал ты ко мне с изданьем книжек? Не прочел ты еще и двух страничек, А уж смотришь, Север, в последний листик, И зевать во весь рот ты начинаешь. Это те эпиграммы, что ты слушал, И скорей заносил ты на таблички; Это те, что за пазухой таскал ты, На пиры и в театр поодиночке; Это те, или новые — получше. Что за польза в таком мне тощем свитке, Что не толще концов на книжной скалке, Коль в три дня ты прочесть его не можешь… II, 6

Отсюда можно заключить, что для издания книги эпиграмм поэту необходимо было приобрести определенную известность, без которой он не мог рассчитывать на успех своей книги. Издатель должен был иметь гарантию, что издание будет прибыльным.

Марциал называет имена нескольких своих издателей. Это Квинт Валериан Поллий, издавший самые ранние произведения поэта («Все то, что я мальчишкой и юнцом сделал» — I, 113). Вторым был вольноотпущенник Секунд, издававший эпиграммы Марциала свитками очень небольшого формата («В ящик большие клади, я же в руке умещусь» — I, 2). Третьим следует назвать Атректа, книжная лавка которого подробно описана Марциалом:

………… Постоянно ты ходишь Аргилетом: Против форума Цезаря есть лавка, Косяки у нее все в объявленьях. Там ты мигом прочтешь о всех поэтах, И спросить не успеешь ты Атректа (Так хозяин зовется этой лавки), С первой иль со второй подаст он полки Отскобленного пемзой и в порфире, Пять денариев взявши, Марциала. «Да не стоишь того!» — Ты прав, не спорю. I, 177

Четвертым является книгопродавец Трифон, упоминаемый дважды (XIII, 3; IV, 72):

Требуешь все от меня в подарок ты, Квинт, моих книжек, Нет у меня: их продаст книготорговец Трифон. «Деньги платить за пустяк, за стихи? Да с ума не сошел я, Я не дурак!» — говоришь. Но ведь и я не дурак. IV, 72

Наконец, в эпиграмме XI, 108 упоминается некий Луп — тоже, по-видимому, книготорговец.

Из цитированных эпиграмм можно довольно ясно представить себе римскую книжную лавку. Она помещается на Аргилете (I, 117), у храма Мира (I, 3, 2), на рынке Паллады. Книготорговцы усердно расхваливают свой товар, заманивая покупателей. Титульный лист на свитке не был виден, а индекса, по-видимому, было недостаточно, чтобы привлечь внимание — поэтому косяки лавки (у Горация «Сатиры», I, 4, 71 — «столбы», а в «Посланиях», II, 3, 373 — «колонны») украшаются объявлениями о поступивших книжных новинках, или о тех, которые выйдут в свет в ближайшее время. Библиофилы, останавливающиеся у дверей книжных лавок, ведут споры о достоинствах или недостатках произведений поэта. Самые ходовые книги помещаются на верхних полках стеллажей (эти полки называются «гнездами») — на это недвусмысленно указывает Марциал, желающий подчеркнуть, что его книги пользуются большим спросом (I, 117, 15). Выражая уверенность в том, что книги его будут брать нарасхват, Марциал готов удовольствоваться тем, чтобы они лежали даже на нижних полках [217] (VII, 17, 5) библиотеки его друга.

217

Imus nidus — «гнездом» называлось пространство полки, отделенное вертикальной перегородкой.

У Марциала мы находим указания на стоимость его книг. Она колебалась от 5 денариев (то есть 20 сестерциев) до четырех сестерциев (I, 117; XIII, 3):

Эти «гостинцы», что здесь в этой маленькой собраны книжке, Все за четыре купить можешь сестерция ты…

Получал ли Марциал авторский гонорар за книги своих эпиграмм? Ясного ответа на этот вопрос в его произведениях мы не найдем. Однако есть одна эпиграмма (XII, 46), которая содержит довольно ясный намек на то, что поэты во времена Марциала торговали своими произведениями. В прозаическом (наиболее точном) переводе смысл этой эпиграммы можно передать следующим образом: «Галл и Луперк продают свои стихи. Классик, попробуй теперь отрицать здравый ум у этих поэтов». Смысл шутки заключается в том, что оба указанные поэта, не обнаруживая здравого ума в своих произведениях, достаточно, однако, практичны, чтобы уметь их продавать. Скорее всего, они продавали свои стихи книготорговцам.