В море погасли огни (блокадные дневники)
Шрифт:
Гребцы сразу почуяли, что воны возвращаются. Стали наматывать провод на катушку. И минут через пятнадцать хлопцы оказались около шлюпки. Казалось, легче было возвращаться, а запыхались. Видно, кислород в баллонах кончался, да и волнение силы отняло. Самостоятельно вскарабкаться на борт шлюпки не могли. Пришлось помогать. На это немало времени ушло.
Волна вже поднялась. Стрелки часов за двенадцать перевалили. А хлопцев все нет и нет. У меня на бронекатере душа изболелась, терпение потерял. А сигналить не могу, немцы заметят. "Снимайтесь с якоря!
– говорю.
–
И только мы якорь подняли, как из воды вдруг светящаяся башня выросла. Свет слепящий, словно автогенный. Двойной взрыв в уши ударил. Катер так подкинуло, что я чуть за борт не вылетел.
Хоть ослепли и звон в ушах, но кинулись искать хлопцев. Но где их всех в темноте найдешь! Накатной волной шлюпку опрокинуло и людей раскидало. Нескольких гребцов да мичмана только подобрали. Корольков оглох. "Где остальные?" - пытаю. А он только руками разводит. До утра так и не нашли двух.
Потом, как посветлело, обстреливать нас начали. Пришлось тикать домой.
Пристань, конечно, в щепки разнесло, а мы никого не потеряли. Хлопцы нашлись. У них в кислородных мешках воздух остался, на поверхности держал. Хорошо, ветер в нашу сторону дул. Водолазов к дому дрейфовало. Одного утром на песке нашли. Так устал, что уснул прямо у прибойной полосы. А другого бойцы соседней батареи подобрали и нам по телефону позвонили.
Да шо там пристань!
– продолжал Прохватилов.
– У Стрельны потрудней было. По ночам откуда - то на Морской канал стали выскакивать быстроходные катера с автоматчиками. Вылетит такой черт из темноты, с треском пронесется мимо сторожевика - и верхней команды как не бывало. Всех покалечит, а вторым заходом сам катер подожгут. А шо за катера, куда деваются, никто сказать не мог. Авиацию посылали. Разведчик весь берег осмотрел, фотоснимки сделал. Нет катеров, словно сквозь землю проваливаются.
Вызывает меня к себе наш каперанг и говорит:
– Иван Васильевич, дело серьезней, чем ты думаешь. Итальянцы и немцы на Средиземном море катера, управляемые по радио, испытывали. Могли по железной дороге и сюда их подкинуть. Кронштадт и Морской канал у них под носом. Пойдет из Ленинграда крейсер, немцы выпустят такой катер, набитый взрывчаткой, и в две минуты корабля не станет. И вообще в такой близи всякие катера опасны, даже штурмботы. Надо найти их и уничтожить. Флот не может рисковать. Пошли своих водолазов, пусть весь берег обшарят.
Я не стал весь берег обшаривать. Мои хлопцы приметили, что ночные катера у стрельнинской бухты пропадают. Не под воду же они уходят. Но как в Стрельну пройдешь? Вокруг все заминировано, оставлен только, узкий проход у края дамбы. Правда, немцами почти не охранялась заболоченная часть берега. Они считали ее непроходимой. Там зимой были поставлены клетки с колючей проволокой. Весной топь их засосала, выглядывали лишь колышки, а колючая проволока ушла в тину.
Наш мичман Никитин - бывший осводовец. До войны он не раз дежурил на вышке Стрельны и наблюдал за купающимися. Бухту и побережье знает так, что ночью может пройти куда надо. "Хотите, проберусь по болоту, - сказал он мне.
– Дайте только хорошего напарника".
– "Выбирай
– На такое дело добровольцы нужны".
Нашел Никитин напарника. Мы их вечером переправили на заболоченный берег и две резиновые шлюпки оставили.
Хлопцы через все препятствия на животах проползли. Правда, ободрались сильно, но штурмботы нашли. Легкие суденышки были вытащены под деревья на берег и прикрыты маскировочными сетями. Взрывчатки у Никитина с собой не было, он не тронул штурмботы, но важное открытие сделал - мыс почти не охранялся. За ним только наблюдали из домика, стоявшего посредине дамбы.
Ночи были темными, мы решили пройти до стрельнинской дамбы на шлюпках отрядом в четырнадцать человек: одни должны были катера взрывать, другие домик блокировать, а третьи немцев с берега не пропускать до конца операции, а потом вплавь уходить. В легких водолазных костюмах это нетрудно.
В первую ночь наша диверсионная группа промахнулась. Шлюпки дошли до Стрельны, а там в темноте не могли найти прохода и вернулись к катеру. Тогда я решил, что первым делом надо на мыс высадить сигнальщика. Как бы хорошо компас ни работал, ночью узкого прохода не найдешь - то ветер снесет в сторону, то течение подведет, то волна.
Нашел хлопца смелого и смышленого. Он из студентов ко мне пришел, звали его Севой Ананьевым. Дал я ему карманный фонарик и велел надеть легкий водолазный костюм.
День выдался дождливый. Тучи так опустились над заливом, что днем темно стало. Уселись мы на моторку и понеслись к Стрельне. Осталось до берега каких-нибудь три кабельтовых. Вдруг тучи развеяло и солнце выглянуло. Наша моторка как на ладони. Шо делать? Я говорю Ананьеву: "Ложись по правому борту и, как ближе подойдем, скатывайся в воду". Сам поднимаюсь во весь рост и руками так машу, будто прошу разрешения ближе подойти и что - то сказать. А воны, видно, решили - моряк балтийский пришел в плен сдаваться, не стреляют.
Скоро мы приблизились к мысу. Я негромко говорю Ананьеву: "На повороте скатывайся" - и приказываю мотористу: "Право руля!"
Я знал, где у немцев пулеметы замаскированы. Вижу - на меня стволы направлены. Сейчас ударят и насквозь прошьют. От страха, наверное, пятки вспотели, а стою, не сгибаюсь.
Ананьеву удалось на повороте незаметно в волны скатиться. Тут я еще выразительней руками засигналил: "Мол, не могу прохода найти, разрешите под прицел другого пулемета перейти". Немцы молчат, вроде соглашаются. Но ни один гад не поднялся и прохода не показал.
Так мы от пулемета к пулемету чуть ли не до Петергофа дошли. "Ну, думаю, сейчас терпение у немцев лопнет и мне капут. Надо как - то выкручиваться". Мой моторист ни жив ни мертв, едва румпелем ворочает. Я ему говорю: "Дай полный и уходи мористей!"
Как только мотор взревел, я повалился и голову под сиденье спрятал. "Зигзагом, кричу, зигзагом!" Немцы, конечно, из всех пулеметов затарахтели. Пушка начала бить. Но нам все же удалось удрать, потому что опять небо тучами заволокло и потемнело. Правда, моторку во многих местах пули прошили. Удивляюсь, как нас не тронули.