В начале было воспитание
Шрифт:
Мы по-прежнему никак не можем проникнуться состраданием к униженному ребенку. Здесь нельзя руководствоваться одним только разумом, иначе в обществе давно бы уже осознали необходимость уважительного отношения к ребенку как к личности. Если человек способен воспринять на эмоциональном уровне чувства униженного, загнанного в угол ребенка, значит, он способен внезапно увидеть в них, как в зеркале, перенесенные им самим в детстве страдания. Но лишь немногие готовы, отбросив страх, пройти по этому пути и ощутить скорбь. Встав на этот путь, можно узнать о психодинамике больше, чем из любых книг.
Необходимость доказывать «чистоту своего расового происхождения» до третьего колена и лишение лиц, «не являющихся истинными арийцами», полностью или частично гражданских прав только на первый взгляд кажутся нелепыми. Но смысл этих вроде бы бессмысленных жестоких мер становится ясен, если представить себе, что в подсознательных фантазиях Адольфа
На сеансах психоанализа у пациентов критическое отношение к отцу начинается часто с того, что он вдруг предстает перед ними в смешном виде. Например, они вспоминают, что огромный отец выглядел нелепо в ночной рубашке. Ребенок никогда не был в близких отношениях с отцом, постоянно боялся его, но теперь, вспоминая об этой короткой ночной рубашке, он как бы мстит за то, что в свое время воспринимал его как Бога.
Месть же Гитлера была направлена не против отца, а против объекта-заместителя. Используя свои штурмовые отряды, он распространял в народе ненависть и отвращение к «паршивому» еврею. На кострах сжигались книги Фрейда, Эйнштейна и многих других подлинно великих евреев-интеллектуалов. Перенос ненависти с отца на еврейскую нацию хорошо прослеживается в следующем отрывке из «Майн Кампф»:
«С тех пор, как я впервые внимательно пригляделся к евреям, Вена предстала передо мной в совершенно ином свете. Повсюду я видел одних евреев и чем больше я присматривался к ним, тем больше обнаруживал в них отличий от других людей. Центральная часть и районы к северу от Дуная были сильно заполнены народом, не имевшим даже внешнего сходства с немцами... Это уже само по себе не могло вызвать симпатий, но особенно неприятно было внезапное осознание того факта, что за физической неопрятностью скрывается моральная нечистоплотность этого якобы Богом избранного народа. Действительно, есть ли какое-либо мерзкое деяние, какое-либо бесстыдство, главным образом, в культурной жизни, к которому хоть как-то не был бы причастен еврей? Как только осторожно вскроешь какую-либо опухоль, в ней, подобно червяку в разлагающемся теле, тут же обнаружится еврейчик, зачастую ослепленный неожиданно ярким светом... Постепенно я начал люто ненавидеть их» (цит. по; Fest, S. 63).
Человек, найдя подходящий объект для накопившейся ненависти, сперва чувствует облегчение («Повсюду я видел одних евреев...»). Оказывается, есть возможность дать выход запретным чувствам. И чем больше они угнетали его раньше, тем сильнее теперь чувство радости. Можно уже ненавидеть, не боясь быть за это наказанным, поскольку ты ненавидишь не своих родителей, а кого-то еще.
Но с помощью объекта-заменителя нельзя утолить чувство ненависти, что как нельзя лучше подтверждает пример Адольфа Гитлера. Вряд ли кто-либо еще обладал такой властью над чужими жизнями и, тем не менее, успокоения ему это не принесло. Наиболее убедительное тому подтверждение — его завещание.
Когда читаешь у Штирлина характеристику отца Адольфа Гитлера, то просто поражаешься, насколько глубоко сын усвоил его характер и манеру поведения:
«Судя по всему, его социальный статус дорого обошелся как ему самому, так и остальным. Алоизу, правда, были присущи такие качества, как добросовестность и трудолюбие, но он был неуравновешенным человеком с крайне лабильной нервной системой. Временами он даже производил впечатление душевнобольного. По крайней мере, согласно одному из источников, какое-то время он провел в приюте для психически больных. Некоторые психоаналитики считают, что он обладал психопатическими чертами, выражавшимися в его стремлении использовать циркуляры и распоряжения в собственных целях. При этом он их всегда толковал так, что сохранялась видимость законности. Короче говоря, желание продвинуться по службе сочеталось у него с поразительной беззастенчивостью. Когда он, к примеру, просил разрешения Папы Римского на брак с Кларой, которая приходилась ему двоюродной сестрой, то настоятельно подчеркивал наличие у него двух маленьких детей, нуждающихся в заботе, но ни словом не упомянул о беременности своей будущей жены» (Stierlin, 1975, S.68).
Черты характера отца могут так хорошо запечатлеться в подсознании ребенка, что позднее они отчетливо проявятся в его поведении. Однако биографы Гитлера не обратили на это внимание.
Положение матери в семье и ее роль в жизни Адольфа
Все авторы биографий сходятся на том, что Клара Гитлер «очень любила и баловала» сына. Сразу же следует отметить, что любить и баловать одновременно, по-моему, нельзя, если, конечно, понимать под любовью умение распознать и почувствовать истинные потребности ребенка. Если же родители неспособны на это, то они балуют ребенка, т.е. осыпают его ласками, всячески потворствуют ему, предоставляя блага, которые являются лишь суррогатом того, в чем он действительно нуждается и что родители не могут ему дать. Я не думаю, что у слова «баловать» есть какое-либо иное значение. Мать, балующая ребенка, лишает его любви, и это не может не сказаться на его дальнейшей жизни. Будь Адольф Гитлер по-настоящему любимым ребенком, он также был бы способен любить других. Но его отношения с женщинами, различные извращения (см. Stierlin, 1975, S.168) и подчеркнуто отстраненная манера общения с другими людьми свидетельствуют, что, в сущности, он так и не познал ни материнской, ни отцовской любви.
До появления на свет Адольфа у Клары было трое детей, которые умерли от дифтерии в течение одного месяца. Возможно, что первые два ребенка заболели еще до рождения третьего, которому суждено было проявить всего три дня. Через 13 месяцев родился Адольф. Я позволю себе перенести в свою книгу таблицу, имеющуюся в монографии Штирлина.
| Дата рождения | Дата и причина смерти | Возраст в момент смерти | ||
|---|---|---|---|---|
| 1 | Густав | 17.05.1885 | 08.12.1887 дифтерия | 2 года 7 месяцев |
| 2 | Ида | 23.09.1886 | 02.01.1888 дифтерия | 1 год 4 месяца |
| 3 | Отто | 1887 | 1887 дифтерия | примерно 3 дня |
| 4 | Адольф | 20.04.1889 | ||
| 5 | Эдмунд | 24.03.1894 | 02.02.1900 корь | почти 6 лет |
| 6 | Паула | 21.01.1896 |
Не случайно, что все, кто отмечал, что после смерти Густава, Иды и Отто Клара всю свою любовь посвятила Адольфу, кто писал о ней как о необычайно ласковой матери и создавал из нее чуть ли не образ Мадонны, были мужчинами. Современная женщина, познавшая радость материнства, могла бы более реалистично оценить события, предшествовавшие появлению на свет Адольфа, и получить точное представление о том, в какой эмоциональной атмосфере прошел первый год жизни ребенка. Ведь именно этот год в огромной, если не в решающей, степени определяет все его дальнейшее развитие.
В 16 лет Клара Петцль перебралась в дом своего «дяди Алоиза», чтобы помочь ему ухаживать за больной женой и двумя детьми. Там еще до смерти первой жены Клара забеременела, а в 24 года вышла замуж за 48-летнего Алоиза. Менее чем за три года она родила трех детей, которые умерли один за другим от дифтерии. Густав заболел в ноябре, но Клара почти не могла ухаживать за ним, т.к. вот-вот должна была родить третьего ребенка. Отто, видимо зараженный дифтерией от Густава, прожил всего три дня. Накануне Рождества умирает Густав, а через три недели дочь Ида.