В нашем классе

Дик Иосиф Иванович

По утрам Димке очень хотелось спать, но он так приучил себя к раннему подъему, что как бы поздно ни ложился, он мог легко и бодро встать в любое время. Он не любил валяться в кровати, а как только открывал глаза, сбрасывал моментально одеяло, делал зарядку и обтирался по пояс холодной водой. Дел было по горло, и на все нужно время. А где его достанешь, если не распределишь свой день?

Кроме радиоприемника, Димка должен был думать и о домашних уроках, и о репетициях в женской школе, и о подготовке нового номера стенгазеты.

Впрочем,

Димка не жаловался на свою занятость. Ему это даже нравилось, потому что когда у него были заботы, он чувствовал себя нужным человеком.

Димка вошел в свое парадное, освещенное тусклой лампочкой, и вдруг лицом к лицу столкнулся с… Парамоновым.

— Ты что здесь?! — пораженный, отступив на шаг, спросил он.

— Тебя жду, — глухо ответил Парамонов. — Я видел, как ты с девчонкой прогуливался. Ты чего тогда кричал, чтобы меня из пионеров вышибли?

— Но это же давно было!

— Давно, а я запомнил…

— Что ж. я правильно кричал. — Димка великолепно понимал, что сейчас произойдет.

— А тебе что — больше всех надо?

Димка, конечно, мог выскочить из парадного и убежать, но он ответил прямо:

— Больше всех…

— Ну и получай!

Парамонов взмахнул кулаком. Но Димка во-время присел и отскочил в сторону.

— Ты что же, значит, бить меня хочешь?

— Внушение сделать, — сказал Парамонов, снова подходя к Димке. И, взяв его обеими руками за воротник, встряхнул: — Прежде чем кричать, надо узнать человека. Я, может, лучше всех вас…

— Отпусти, говорю! — рванулся Димка и, подставив Парамонову подножку, толкнул его в грудь.

Но Парамонов цепко держал его.

— Сопротивляться вздумал? — усмехнулся он. — Не на того напал.

И вдруг — секунда! — Димка даже не заметил, как это произошло — Парамонов схватил его за руку, ловким приемом бросил на пол и положил на обе лопатки. Димка пытался вырваться, но все было бесполезно: он не мог пошевельнуть ни рукой, ни ногой. Этот Парамонов зажал его со всех сторон, как спрут.

— Кричи «мама»! — тяжело дыша, сказал он, садясь верхом на Димку.

— Лежачего бить?

— Это видно будет. Сначала поговорим. Ты что против меня ребят подбиваешь?

— А чего ты урок сорвал?

— Я за справедливость боролся.

— Так не борются. А если хочешь знать правду, ты идиот!

— Кто идиот?! — опешил Парамонов.

— Ты!

— Это почему же?

— Идиотом в древнем Риме называли такого человека, который не участвовал в общественной жизни… Понял?

— Ты опять меня оскорблять?

— Эй, эй, вы что тут? — вдруг услыхал Димка над головой чей-то голос.

Спихнув с себя Парамонова, он быстро вскочил на ноги.

В парадном стоял дворник, дядя Костя, в белом фартуке и со скребком в руках:

— Деретесь, что ли?

— Да нет… Мы это так… — сказал Парамонов. — Маленькое собрание провели. Один вопрос обсуждали.

— Нашли место, где драться! — покачал головой дядя Костя. — Шли бы уж лучше на улицу,

наш участковый на вас бы поглядел.

— А с нас уж хватит, — стряхивая с себя пыль, сказал Парамонов. — До свиданья, друг!

— До свиданья! — ответил Димка и, подмигнув — дескать, замнем для ясности, — через две ступеньки побежал к себе.

Совесть у него была чиста. Собственно говоря, пусть Парамонов и поборол его, но ведь он его ни капли не боялся. И держал себя достойно, даже по заслугам идиотом обозвал.

VIII

Январь пролетел незаметно. Погода в этом году была удивительно теплая, и в порывах влажного ветра иной раз чуялись весенние запахи. На улицах стояла такая оттепель, что можно было подумать, что в небесной механике поломалась какая-то шестеренка и весна поэтому перескочила с марта на январь. Как передавало Бюро погоды, на Москву с юго-запада день за днем двигались теплые массы воздуха.

Но в первых числах февраля массы воздуха переменили свое направление, и вскоре ртутный столбик, зайдя за «нуль», начал опускаться все ниже и ниже. И, глядя на термометр, кое-кто из учеников уже довольно потирал себе руки, предвкушая, что скоро ударит сорокаградусный, а значит, в школах отменят занятия…

Сегодня за окном во дворе заиндевевшие деревья казались покрытыми белым плюшем. На окне морозные узоры от солнца были золотыми. Тут были и дубовые листья, и маленькие колокольчики ландышей, и усатые колоски ржи.

«Хороший день будет!» — подумал Толя, отрываясь от тетради. Он вспомнил, что сегодня суббота и, значит, мама вечером обязательно куда-нибудь отпустит. Обычно в будни она не позволяет уходить из дому — говорит, что надо беречь силы для учебы, а под воскресенье иди куда хочешь…

Но куда бы сегодня пойти?

Вдруг Толя встал из-за стола, взволнованно прошелся по комнате и снова сел. А что, если Аню в театр пригласить? А где взять деньги? Парамонов, тот умеет выкручиваться — из сарая бутылки достает. Но где в нашем доме сараи, когда кругом паровое отопление? А что, если пойти в кино? Для этого денег меньше надо. Нет, не выйдет: «Дети до шестнадцати лет на вечерние сеансы не допускаются». Конечно, Толя рослый мальчик, но вдруг у него потребуют паспорт? Предположим, что паспорта не спросят и они вдвоем пойдут в кино на вечерний сеанс. Но тут загвоздка: каким образом пригласить Аню?

Толя уже ничем не мог заниматься. То, о чем он думал, было, конечно, несбыточно. Да к тому же в кино и в театре можно было встретить папиных знакомых… Но все же, если собраться с духом, можно было что-нибудь придумать…

Толя постучался к отцу в кабинет.

Борис Ефимович, сидевший за широким письменным столом, на котором стоял мраморный прибор с бронзовой статуэткой длинноволосой русалки, откинулся на спинку кресла.

— Папа, у тебя есть лист глянцевой бумаги?

— Есть. А ты что вечером сегодня делаешь?