В небе Украины
Шрифт:
Хитали почувствовал в его голосе едва уловимые нотки беспокойства.
— Узнаем, — ответил ободряюще. — Пойдем вдвоем.
Комиссар обратился к Хиталишвили:
— Завтра боевой вылет, готовьте молодежь. Как налет у Савельева?
Хитали докладывал кратко, толково, не преминул похвалить пилота. Беседу прервал телефон. Комиссар взял трубку. А Хиталишвили тем временем подумал о том, что он готовил летчиков на совесть, но как они поведут себя в бою, еще неизвестно. Надо бы хоть разок сводить молодежь на полигон — отбомбиться,
— Ну, что ж, — сказал майор Выдрыч, кладя телефонную трубку на аппарат. — Готовьте Савельева к боевому вылету. Командир полка принял решение послать его завтра на задание.
Перед отъездом на аэродром Хитали отыскал Савельева.
— Пойдешь ко мне ведомым.
Темные глаза летчика засветились радостью.
Пока уточняли боевое задание и наносили на карты новую линию фронта, Хитали успел шепнуть Савельеву: «Передай инженеру, чтобы самолеты заправили горючим „по горло“». Лишний литр горючего не помеха, на худой конец всегда выручит.
Полет на разведку всегда опасен и требует от летчиков большого напряжения. В момент самого фотографирования необходимо выдерживать курс, высоту, скорость. Пусть это занимает считанные секунды, но именно в этот момент активизируют огонь зенитчики. Полноценный снимок можно привезти только тогда, когда пройдешь над объектом по прямой, ни на метр не уклонившись в сторону. Вопрос лишь в том, успеешь ли пройти этот отрезок маршрута, не остановит твое движение один из тысячи зенитных снарядов, уготованный для тебя.
Два «яка», взлетевшие за штурмовиками, стремительно выскочили вперед и помахали «илам» крыльями, затем, набрав высоту, разместились на флангах пары «ильюшиных», готовые прикрыть их от неожиданных атак «мессершмиттов».
Хитали набрал рекордную высоту для штурмовиков — две тысячи метров. Уже издали наметил себе ориентир, до которого должен был потерять высоту почти наполовину, а затем встать на прямую. Самолет шел прямо по курсу.
Захар был уверен в выполнении боевой задачи — не первый раз ходил он на разведку. Но сердце его было неспокойно: в паре молодой, еще не обстрелянный летчик.
Позади скрылся перекресток дорог, служивший надежным ориентиром. Небольшой доворот — и самолет пошел на снижение. Теперь все внимание приковано к приборам.
В воздухе пока спокойно. Хитали снизился до восьмисот метров, встал на курс и, предупредив Савельева: «Смотреть в оба!», включил фотоаппарат. Секундная стрелка начала свой бег.
Немцы, поняв, что самолет встал на боевой курс, открыли заградительный огонь. Перед Хитали все было черно от взрывов. А стрелка еще не обежала и круга.
Захар не успел выключить аппарат, как совсем рядом разорвался зенитный снаряд, будто где-то рядом топнул детский шарик. Мотор дрожал и стал давать перебои.
Летчик попытался выскочить из опасной зоны. Набрав скорость за счет потери высоты, он пристально всматривался вниз. Линия фронта рядом. Но как дотянуть до нее? Хотя бы сесть на нейтральную полосу. А высота все падает и падает.
Стрелка высотомера замерла на нуле. Выпускать шасси или же садиться на «брюхо»? Аэрофотоаппарат при посадке на фюзеляж будет смят. Летчик энергично двинул рычаг выпуска шасси вперед, затем выключил магнето и повел самолет на посадку.
Машина чиркнула колесами о землю, раза три подпрыгнула, чуть пробежала вперед и остановилась.
— Кассеты! — мелькнуло в голове.
Хитали тотчас бросился под фюзеляж, чтобы разрядить фотоаппарат. С непривычки не так просто выполнить эту несложную работу. Наконец, все сделано, но Хитали не покидает самолет, еще и еще раз осматривает машину. Жаль расставаться с ней.
Неожиданно послышалась автоматная очередь. Человек пять-шесть в зеленых мундирах частыми перебежками спешили к севшему самолету. Истребители прикрытия, по-видимому, заметили вражеских солдат и всей силой огня обрушились на них. Кое-кто из фашистов упал замертво, остальные залегли. Положение осложнялось.
Тем временем самолет ведомого выпустил шасси и со снижением пошел на посадку.
Хитали встрепенулся, услышав до боли знакомый рокот, он отличил бы его в гуле тысячи других. Это ж Савельев, его летчик!
Он качает крыльями, энергично снижается, видно, намереваясь сесть поперек окопов. Но это невозможно: вон какие щели, сразу скапотирует. Хитали начал энергично махать планшетом — нельзя, уходи!
Самолет пронесся над головой и развернулся под девяносто градусов. По нему уже палят зенитки. Но вот «Ильюшин-2» проваливается за высоткой. Что с ним?! Сбили? Опрокинулся?
И вдруг на высотке показывается остроносый самолет со сверкающим диском винта. Значит, сел! Рулит. «Ильюшин» внезапно разворачивается, чудом задержавшись на краю окопа.
Стараясь не терять ни секунды, Хитали вместе с кассетами бежит к севшему самолету. Сердце в груди чуть не выскочит.
Откинув фонарь кабины, Савельев машет рукой что-то кричит, но Хитали видит только открытый рот летчика и ничего не слышит.
Мучительно долгими кажутся эти минуты. Хитали все время думает о том, удастся ли взлететь, ведь кругом изрытая земля.
Самолет Савельева разворачивается, и Захар видит за кабиной летчика открытый люк, где он должен будет укрыться со своим грузом. Лишь бы успеть! Сумеет ли Савельев продержаться? Захар не спускает глаз с самолета, ему все время казалось, что он вот-вот уткнется в окоп или траншею.
Начала бить прямой наводкой артиллерия. Взрывы вздымали черные столбы пыли. «Еще один залп, пронеслось в сознании Хитали, — и самолет разлетится в щепки». Поднятая от рвавшихся снарядов пыль обдала лицо летчика. Вокруг потемнело. Зашаталась земля. Хитали, припав к земле, замер на месте.