В объятиях греха
Шрифт:
Мы стояли неподвижно еще несколько долгих мгновений после того, как последние звуки затихли. Я боялась пошевелиться, боялась нарушить это хрупкое равновесие между желанием и долгом. Тело Тристана по-прежнему прижималось к моему, его дыхание щекотало мою кожу.
Мариель, – прошептал он, и его голос прозвучал хрипло, словно каждое слово давалось ему с трудом. – Мы… мы не должны…
Но даже произнося эти слова, он не отстранился. Напротив, его рука, упиравшаяся в стену над моей головой, напряглась, пальцы сжались в кулак. Казалось, он вел мучительную внутреннюю борьбу, так похожую
Я чувствовала, как мое сердце колотится о ребра, как кровь стучит в висках. Быть так близко к нему, ощущать его всем своим существом – это было одновременно блаженством и пыткой. Жар, разливавшийся по моему телу, не имел ничего общего с теплом летнего вечера. Он зарождался внутри, в самой глубине моей души, там, где я никогда раньше не заглядывала.
Почти помимо воли я качнулась вперед, прижимаясь к Тристану еще сильнее. Из его груди вырвался сдавленный стон, рука над моей головой дрогнула. На мгновение мне показалось, что он сейчас обнимет меня, прижмет к себе, и будь что будет…
Но внезапно где-то вдалеке раздался звон колокола, возвещающий о начале ночной службы. Мы вздрогнули, словно очнувшись от забытья. Тристан отпрянул, его рука безвольно упала вдоль тела. На его лице я видела отражение собственных чувств – смесь потрясения, смятения и горького сожаления.
– Нам… нам нужно идти, – пробормотала я, с трудом находя слова. Тристан кивнул, его глаза были полны смятения и… чего-то еще, чему я боялась дать название.
– Конечно. Спасибо, что помогли мне не заблудиться.
Мы выскользнули из-за гобелена и поспешили в разные стороны.
***
После той встречи с Тристаном в коридоре я не могла найти покоя. Мои мысли постоянно возвращались к нему, но возможностей увидеться было крайне мало. Жизнь в монастыре была строго регламентирована, каждый час расписан.
Однако мое происхождение и особый статус давали мне некоторые привилегии. Отец, отправляя меня сюда, сделал щедрое пожертвование обители. Кроме того, все знали, что мое пребывание здесь временное – до замужества. Поэтому ко мне относились не как к обычной послушнице, а скорее как к важной гостье, которую нужно подготовить к благочестивой семейной жизни.
Это позволяло мне избегать некоторых самых тяжелых работ и давало чуть больше свободы передвижения по монастырю. Я умело пользовалась этим, вызываясь помогать в разных местах – на кухне, в саду, в библиотеке – везде, где была хоть малейшая возможность увидеть Тристана. Я выбирала работы, зная, что он часто бывает поблизости: прогуливается по саду с отцом Бенуа или изучает древние фолианты в библиотеке.
Но чем больше я старалась оказаться рядом с ним, тем меньше, казалось, он меня замечал. Тристан всегда был погружен в беседу с кем-то из старших монахов или склонялся над книгами. Когда наши пути пересекались, он лишь вежливо кивал, не задерживая на мне взгляда.
Я чувствовала, как моё сердце сжималось каждый раз, когда он проходил мимо, не замечая меня. Неужели то мгновение за гобеленом ничего для него не значило? Может быть, я просто вообразила ту искру между нами?
Глава 2
На третий
Работа в саду остановилась, все с любопытством смотрели на прибывших гостей. Я отложила садовые ножницы и вытерла руки о фартук, не в силах оторвать глаз от этого зрелища.
Из кареты первым вышел высокий мужчина с суровым лицом и проницательными темно-карими глазами. Его богатый камзол и плащ, отделанные мехом, говорили о высоком положении. Он обернулся и подал руку своей спутнице.
Из кареты появилась молодая женщина, чья красота, казалось, озарила весь монастырский двор. Она была высокой и стройной, с волосами цвета спелой пшеницы и глазами цвета индиго, чарующими, словно ночное небо, усыпанное звездами. Её платье из тончайшего шелка, расшитое жемчугом и драгоценными камнями, мерцало в лучах солнца.
– Кто это? – шепнула я сестре Деборе, работавшей рядом со мной. Мой голос дрожал от волнения и любопытства.
– Это граф и графиня де Морне, – ответила Дебора, не скрывая восхищения в голосе. – Они приехали из Парижа. Говорят, там был какой-то скандал… но никто не знает подробностей.
В этот момент во двор вышли отец Бенуа и Тристан. Моё сердце, как обычно, забилось чаще при виде Тристана, но он, казалось, даже не заметил меня, полностью сосредоточившись на прибывших гостях.
Графиня де Морне, несмотря на присутствие мужа, начала озарять всех лучезарными улыбками. Её взгляд скользнул по монахам, послушницам, и остановился на Тристане. Она одарила его особенно ослепительной улыбкой, чуть наклонив голову так, что солнечный свет заиграл в её золотистых локонах.
Однако Тристан, к моему удивлению и тайному облегчению, казался совершенно равнодушным к её чарам. Он вежливо поклонился, но его лицо осталось спокойным и невозмутимым.
Граф де Морне, заметив поведение жены, метнул в её сторону взгляд, полный едва сдерживаемого гнева. Его рука, лежавшая на эфесе шпаги, сжалась так, что побелели костяшки пальцев. Графиня тут же потупила глаза, но я успела заметить в них огонёк непокорности и какой-то тайны.
К гостям поспешила мать Софи, шурша тяжелыми одеждами. Её лицо выражало смесь строгости и сочувствия.
– Добро пожаловать в наш скромный монастырь, – произнесла она, слегка склонив голову. – Надеюсь, пребывание здесь принесет вам мир и покаяние, в которых вы нуждаетесь.
Граф кивнул, его лицо оставалось непроницаемым.
– Благодарю вас, мать Софи. Я надеюсь, что время, проведенное здесь, поможет моей жене… переосмыслить некоторые свои поступки. – Его голос звучал холодно и сдержанно, как сталь, закованная в бархат.
– Не беспокойтесь, мсье, – ответила мать Софи. – Мы позаботимся о вашей супруге. И позвольте выразить нашу глубокую благодарность за ваше щедрое пожертвование. Оно поможет нам продолжить нашу миссию и улучшить условия в монастыре.