В объятиях врага
Шрифт:
Зыбкое предчувствие подсказало ему, что награда будет стоить ожиданий.
Глава 2
Каменные горгульи сидели на пьедесталах и охраняли лестницу, ведущую в магазин. Пока Занна вставляла старинный железный ключ в замок и проворачивала его, Ник прохаживался по заросшей мхом тропинке между громадных деревьев.
Поскольку он уже сознался в своей заинтересованности домом, ему не нужно было сдерживать желание оглянуться, чтобы увидеть его с еще одного ракурса. Хорошо, что
Вот самое первое: он бежит по кирпичной дорожке, точно такой, как здесь, его позвал скрип металлических ворот, объявивший о том, что папа вернулся домой. Его хватают большие, натруженные руки, и он подлетает к небу, а потом его опять хватают. И страшно, и весело, ведь он знает: ничего плохого не случится, когда папа рядом.
Он слышал отдаленное эхо счастливого детского визга, к которому присоединился довольный хохоток взрослого.
Пронзительное счастье.
Ничего плохого и не случалось, когда папа был рядом. Жизнь была наполнена смехом, музыкой, звуками счастья, которые пропали, когда папа ушел.
Воспоминание рассеялось, заслоненное своеобразным щитом, выработанным за годы. Доминик сосредоточился на доме, включился его профессиональный фильтр: обширные знания архитектуры и значительный опыт сноса старых зданий.
Дом и вправду был удивительный. Его необычные углы, ниши и веранды производили впечатление выпуклого пятиугольника. Он был покрыт изысканной ковкой, причудливыми прибоинами и модильонами, а наверху стояла башенка, пристроенная, как шпиль церкви, к стене у главного входа, добавляя третий ярус к двум большим комнатам с круглыми эркерными окнами.
Ее так и тянуло изучить эту потайную круглую комнатку.
Как маленькому мальчику, глазеющему на нее из-за забора.
Страстное желание изучить ее вспыхнуло в нем как тогда, в тот момент счастья. Защитные фильтры стали похожи на облака, которые разошлись ровно настолько, чтобы пропустить яркий луч. Настолько яркий, что мог и ослепить.
Чувство, которое охватит его, если он осуществит свою затею, ошеломит Ника, если он позволит ему выйти наружу. Пусть мама не увидит, как все произойдет, его проект станет памятником единственной женщине, которую Ник любил по-настоящему. Памятником мужчине, которого она любила всем сердцем. Семье, которая у него была невыносимо короткий отрезок времени.
Ник сглотнул ком в горле.
– Он удивительный, правда? – Занна подошла к нему. – Самый удивительный дом на свете.
С дерева сорвался лист и приземлился Нику на плечо. Занна еле удержалась, чтобы его не смахнуть.
– Ему больше ста лет. Стиль эпохи королевы Анны.
Значит, она правильно угадала, он специалист по старым домам?
– Откуда вы знаете? – спросила Занна. – Вы архитектор?
– Было дело. Этот стиль возник в восьмидесятых годах девятнадцатого века и долго оставался популярным. Марсельская черепица на крыше появилась чуть позднее, поскольку ее ввели в обиход примерно в тысяча девятьсот первом году.
Они смотрели друг на друга недолго, но этого оказалось достаточно, чтобы у Занны на мгновение перехватило дыхание. Странная связь между ними обнадеживала ее. Он разбирался в старых домах. Вдруг он полюбит ее дом и поможет его отвоевать?
– Я только недавно узнала о стиле королевы Анны, – призналась она. – Нужно было изучить вопрос, чтобы подать заявление на ордер охраны исторических зданий. Для него характерны всякие затейливые штучки? Башенки, черепица и все такое?
Ничего страшного не случится, если он не признается в том, что рассмотрение этого ордера и является причиной, по которой он здесь находится. Его голос завораживал ее. И легкий акцент был, бесспорно, сексуален.
– Стиль также известен как свободная классика, – проговорил Ник. – Башенки – одна из его особенностей. Как и конек, сделанный в форме хребта дракона. Такое ощущение, что дом создавал архитектор, который очень любил сказки.
– Или магию? – тихо предположила Занна.
Он отрицательно покачал головой и фыркнул, но уже не с таким раздражением.
– Для Новой Зеландии обычное дело присваивать стиль и вводить его в моду только после того, как его признает весь остальной мир.
– Так вы не новозеландец?
– Я здесь родился. Моя мать француженка. Музыкантша. Она случайно наткнулась на одного новозеландского туриста, который собирался во Францию, чтобы найти свою французскую родню. Мама встретила его в парке, он играл на гитаре, и, по ее словам, она влюбилась сразу же, как только услышала его музыку.
Зачем он ей все это рассказывает? Нахлынула волна воспоминаний, которым нужно было выплеснуться? Воспоминания бесконечно крутились и нарастали в его голове и душе. Они и вдохновили его на этот проект.
– Она вернулась, чтобы выйти за него замуж, и в том же году родился я. Он… умер, когда мне было пять лет, и через год или около того мне пришлось переехать во Францию.
Переломный момент. Когда жизнь стала какой-то неправильной. Ник, конечно, не мог ее исправить, но он мог ценить хорошие моменты. Хотя все равно нельзя было поделиться ими с Занной. Он и так уже, наверное, слишком многое ей рассказал.
– У меня до сих пор здесь дом, – закончил Ник. – Но еще я живу в Лондоне.
У Занны округлились глаза.
– А я здесь живу с шести лет. Мои родители погибли в автокатастрофе, и меня взяла к себе тетя Мэгги. Я вообще только недавно вернулась. Последние годы я провела в том же самом Лондоне.
Точка соприкосновения немного сблизила их, и Ник ощутил прилив тепла, но вдруг, как ни странно, это ощущение сменилось разочарованием. Значит, они жили в одном городе, не зная о существовании друг друга? Как жаль…
Еще один лист упал с дерева. А потом еще один. Занна, нахмурившись, посмотрела вверх.