В объятиях заката
Шрифт:
— А мне казалось, мы собирались ужинать с Лэнгстонами, — бросил он, взглянув на булькавший над огнем котелок с бобами. Фраза прозвучала язвительно и сердито, но он ничего не мог поделать с собой. Домашний уют открывшейся перед ним сцены — ужин над костром, мирно посапывающий Ли иона, прихорашивающаяся, чтобы получше выглядеть, — вызвал у него чувство глухого, безотчетного раздражения.
— О да, но я весь день размачивала эти бобы — было бы просто глупо сейчас их не приготовить. Я послала передать Ма, что мы принесем их с собой — как нашу долю на ужин.
Ему не понравились слова «мы» и «нашу» — можно подумать, что они семейная пара!
— Можете отнести их как свою долю. А от себя я лучше помогу Зику перековать после ужина его лошадь.
— Слушаюсь, мистер Коулмэн, — огрызнулась она. — Я тут грела воду, чтобы вам помыться, но я тогда лучше постираю в ней подгузники Ли.
Она, не глядя, прошла мимо него, подобрав юбку, словно опасаясь ее запачкать об его пыльные сапоги.
На мгновение ему страстно захотелось схватить ее за волосы и дать наконец понять, что, если она ухаживает за его ребенком, это не значит, что она имеет какое-то отношение и к нему. Но она уже исчезла в фургоне — как раз когда нужные слова пришли наконец на ум; к тому же, если он дотронется до ее волос, совсем неизвестно, что ему захочется сделать дальше.
Росс рассерженно отвернулся, стараясь не думать о том, как здорово было бы сейчас ополоснуться теплой водичкой. Зайдя за фургон и оказавшись в относительном уединении, он смачно выругался и принялся стаскивать с себя рубашку.
Лидия, сложив возле себя стопкой грязное белье, сняла котелок с огня, чтобы вода не перегрелась. Намылив как следует каждую тряпку, она сложила их в котелок и принялась с силой мешать в нем палкой.
Плечи ее поднялись и вновь опустились во вздохе глубокой досады. Он снова придирается к ней, но вот с ее стороны было по меньшей мере глупо не предложить выстирать и его рубашку. Глубоко вздохнув еще раз, она, обогнув задний борт, зашла за фургон.
Росс стоял голый по пояс, в штанах, заправленных в сапоги. Его грудь и руки были белыми от мыльной пены. В течение нескольких секунд, пока он не заметил ее, Лидия следила, как его руки скользят по влажной намыленной коже широких плеч и груди, поросшей темными курчавыми волосами, шевелившимися под его проворными пальцами. Мускулы предплечий напрягались и опадали в скупых, точных движениях. Ровный ряд ребер напомнил ей стиральную доску; живот — плоский, клином сходящий к бедрам.
Заметив наконец ее, наблюдающую за ним, он застыл, как соляной столп. Мыльная пена стекала с его внезапно онемевших пальцев. Томительно долгую секунду они разглядывали друг друга, словно пораженные этим зрелищем. — Я постираю вашу рубашку, — выдавила наконец Лидия. Явно предпочитая избежать спора, а значит, и ее дальнейшего пребывания рядом, Росс поднял рубашку и молча протянул ее Лидии.
Он отвел взгляд, она так же молча приняла рубашку из его руки и тут же исчезла за фургоном. Росс отряхнулся и сунул голову в воду. И только вытершись насухо, он сообразил, что надеть ему нечего: рубашки ведь теперь нет. Перемахнув чрез задний борт, Росс шагнул внутрь фургона, чуть не наступив на Ли, спавшего в колыбели. Стукнувшись головой о дуги, Росс выругался, и настроение его еще более ухудшилось, когда, обозрев внутренность фургона, он не обнаружил ничего из своей одежды.
Росс высунул голову из-под приподнятого входного полога.
— Эй! — крикнул он, чтобы привлечь внимание Лидии. Она как раз вынимала постиранное и обернулась, отбросив мокрой рукой непокорную гриву.
— Я одежду найти не могу.
— Ой! Я ее убрала только сегодня утром. Я сейчас дам вам рубашку.
Росс нервно оглянулся по сторонам, от души надеясь, что никто не видел, как она взбиралась в фургон, а он ждал ее — без рубашки. Ах, дьявол! Совсем неподалеку стояла миссис Уоткинс, глядя на них поверх заросшей густой травой кочки: рот, сморщенный, как гнилое яблоко, и сверлящие все вокруг острые глазки старой ведьмы. Позади нее стояла ее дочь Присцилла, на ее наглой физиономии застыла понимающая, сальная ухмылка. Росс ее уже видел раньше. И еще больше занервничал.
Лидия, не видевшая непрошеных зрителей, чем-то двинула позади, в фургоне. От этого неожиданного движения волосы на его груди чуть не встали дыбом; он нырнул под покрышку. Боже, ну совершенно бесстыдная девица. Есть у нее хоть какое-нибудь понятие о приличии?
— Я их сложила вон там, — приговаривала она, роясь в вещах и аккуратно откладывая ненужные в сторону. Росс вдруг понял, что внутренность фургона больше не будит в нем болезненных воспоминаний о Виктории. Все следы обычного при ней беспорядка исчезли. Вещи были аккуратно разложены, и места внутри стало явно больше.
Лидия протянула ему чистую, старательно сложенную рубашку, И тут дыхание ее перехватило — она увидела шрам. Шрам тянулся над его левой грудью, задевая часть мышцы. Она изо всех сил старалась не показать ему, что заметила шрам.
— Благодарю, — бросил он, надеясь, что она наконец покинет фургон и все кругом убедятся, что его уединение с ней было очень кратким.
Но ему пора было понять, что иногда он хочет от нее слишком многого.
— Мистер Коулмэн, вы научите меня управлять фургоном? — Она подняла на него глаза. Даже согнувшись, он был гораздо выше — она едва доставала ему до груди.
— Править фургоном? — повторил он машинально. Как раз в эту минуту он раздумывал, надеть ли рубашку сразу или подождать, пока она выйдет. Нет, лучше, наверное, сразу. Ее взгляд, с любопытством ощупывавший его грудь, бросал его в пот, хотя он вроде только что вымылся.
— Не думаю, — ответил он наконец, просовывая руки в рукава. На что она смотрит — на его грудь или на шрам?
— Почему?
— Упряжка вас наверняка мигом сдернет с сиденья — вот почему. У вас, боюсь… силенок… не хватит. — Пальцы дрожали так, будто он никогда до этого не застегивал пуговиц.
— А ваша жена… Виктория править умела?
Добравшись наконец до последней пуговицы, он обнаружил, что застегнул их все криво — не в те петли. Выругавшись про себя, он, едва не вырывая их из петель, начал все сначала.
— Умела, да.
— А у нее силенок хватало?
— Черт побери, не хватало, нет! — закричал он. Нервно оглянувшись через плечо, он понизил голос до свистящего шепота. — Нет, не хватало.
— Но вы ее научили?
— Да.
— Тогда почему меня не научите?