В объятиях заката
Шрифт:
И смотреть на него тоже приятно. Когда он улыбался, она чувствовала, как ее словно захлестывает теплая волна. Он пролежал рядом с ней всю ночь, и она его не боялась. Его тело не отталкивало ее. Даже наоборот, оно казалось ей красивым, она чувствовала себя спокойно — он такой большой, сильный. А главное — она физически могла выносить его присутствие рядом с собой.
А если бы она стала миссис Коулмэн, у нее появилось бы так много всего, чего прежде она никогда не имела. Имя, положение в обществе, дом. Слово «миссис» как будто содержало в себе что-то такое, чего нельзя было получить больше никогда и никак —
Ей нужен был дом. Может, даже с занавесками на окнах. Несколько комнат — обязательно просторных и светлых. Свой дом. А как могла она, одинокая женщина, без мужа, без денег, без надежной поддержки, даже мечтать об этом?
Но просить она его ни о чем не будет. Если он упрется намертво — что ж, так тому и быть. Она не собирается начинать семейную жизнь с того, чтобы умолять его о чем бы то ни было.
Росс поставил ведро с овсом под морду кобылы, умоляя ее в душе не изображать хорошие манеры и побыстрее покончить с кормежкой.
Ну и буча там заварилась! Хотя вся его жизнь такая же. Единственное, что было хорошего в ней — брак с Викторией. В тот день, когда он встретил ее, боги, наверное, спали. А когда проснулись и увидели, что он с ней счастлив, взяли и убили ее.
— Ч-черт! — выругался он вслух.
Что ему теперь делать с этой девицей? Или, вернее, что он будет делать теперь без нее? Все, о чем говорила Ма, было, конечно, правдой. Его не пугала перспектива вновь отправиться в путь одному, бросив фургон и свои пожитки. С пятнадцати лет все его имущество умещалось в седельной сумке. Или с четырнадцати? Он точно не помнил. Но что будет с Ли? Для того чтобы ухаживать за ним, ему нужна была Лидия.
Упрекнув себя за то, что даже в мыслях уже называет ее по имени, он убрал от лошади ведро с овсом. Если капризничает, значит, не проголодалась. Похлопав кобылу по шее, он направился в другой конец временного загона, где стоял его жеребец — Счастливчик.
Взяв щетку, он принялся расчесывать густую, жесткую гриву Счастливчика. Когда-то он его выиграл в покер — потому так и назвал. Вэнс Джентри так и не узнал об этом. И еще похвалил Росса за то, что тот скопил достаточно денег, чтобы купить жеребца. Чем меньше его тесть знал — тем меньше он беспокоился.
Известие о смерти Виктории, наверное, сильно его подкосило. Росс послал ему письмо из деревни, которая оказалась тогда поблизости. И сейчас думал, как, интересно, принял Джентри известие о том, что у него есть внук. Он даже не знал о беременности Виктории. Росс сомневался, захочет ли тесть вообще увидеть мальчика — ведь отец Виктории не скрывал своего мнения, что жених дочери явно ей не ровня. Росс ни за что не поехал бы назад в Теннесси. Со смертью Виктории оборвались все нити, связывавшие его с этим краем. Может, он больше и не услышит никогда ничего о Вэнсе Джентри.
Если оставить эмоции и посмотреть на дело с практической стороны, то женитьба на Лидии дает ему, конечно, немалую выгоду. Ему все равно нужна женщина, чтобы готовить еду и стирать белье. А в Техасе вряд ли найдешь такую, которая согласится двинуться с ним туда, где на первых порах не будет даже крыши над головой. Оставить же Ли в городе, у чужих людей — это вообще немыслимо. Он не хотел разлучаться с сыном
Все ведь могло быть и хуже. Да и с виду она отнюдь не страшилище. Хороша — даже пусть красота ее не совсем обычная, но все мужчины, которым доводилось видеть ее, оценивали ее по достоинству. Язык — как бритва, а вспыльчивость не уступала порой его собственной. Но самое главное — она любит Ли. Это сильнее всего говорило в пользу того, чтобы на ней жениться. Не то чтобы он просто нанял кого-то ухаживать за ребенком. Она любила его.
С точки же зрения эмоциональной… но такой просто-напросто не могло быть, поскольку эмоции не должны влиять на его решение. Оно должно быть сугубо практическим.
Больше всего за происшедшее утром он ненавидел себя. Конечно, ничего особенного не случилось. Ночью действительно было холодно, он уснул и помимо своей воли прижался к Лидии… к этой девице — вот так-то лучше. Он любил Викторию — и никогда никого больше не сможет так полюбить.
А бывший любовник Лидии — или любовники? Хотя он горел от желания, когда притянул ее к себе прошлой ночью, в ее глазах он не уловил ответного призывного выражения. Все, что он увидел в них — страх. Темный, животный страх, от которого замирает, как каменный, дикий зверек, случайно попавший в темной чащобе в луч света. Росс был готов думать о ней самое худшее, но теперь у него почему-то не было прежней уверенности в том, что в прошлом у нее было немало мужчин. Может быть, всего один. Да и тот чем-то напугал ее.
Он снова выругался. А если она просто валяет с ним дурака? Может, это ее испуганное выражение — просто часть игры, чтобы его завлечь. Что, если она — расчетливая, опытная шлюха, которой знакомы все уловки ее ремесла? И смеется над ним исподтишка, чувствуя, что он ее хочет? И выжидает — ночь за ночью, пока он не сдастся и не ляжет с ней? Ну нет, Господь свидетель, этого она не добьется!
Он никогда не поддастся тому влечению, которое она в нем будила. Если будет нужда, он просто купит себе женщину, но никогда не осквернит себя и память Виктории, взяв вот эту.
Но можно жениться на ней — и не дать ей к себе притронуться. Он знал, что способен на это. Не подходить к ней слишком близко — и все дела.
Когда он снова взобрался в фургон, Лидия сидела одна. Руки ее были подняты над головой — она пыталась уложить непослушные волосы в простой узел. Когда она обернулась, услышав его, он увидел зажатые в ее губах шпильки. И немедленно пожалел, что полчаса назад съязвил насчет ее волос. Пожалел потому, что вел себя грубо — или потому, что она приняла это близко к сердцу и сейчас зачесывала их так, чтобы ему понравилось? Не стоило задавать себе этот вопрос — он был слишком опасен.
Она поспешно воткнула оставшиеся шпильки в тяжелый узел волос над затылком и повернулась к нему, оправляя руками юбку.
— Я тут подумал… — начал он. Его взгляд перебегал с одного предмета на другой, не задерживаясь — больше всего он боялся задержать взгляд, конечно, на ней. — Может, нам обсудить это дело?
— Может быть.
Дьявол! Опять эти короткие, тихие ответы, по которым черта с два догадаешься, о чем она думает в эту минуту.
— Ну и?
— Я тоже об этом думаю.