В Одессу к батюшке Ионе
Шрифт:
– Ой, не верю!
Обняла, расцеловала:
– Молодец, Савченко! Горжусь!
Без всякого старшины с правилом учился. Но сначала поступить надо было. Боялся не сдать экзамены, молил Бога. Жили в палатках. После отбоя лягу, натяну одеяло на голову и молюсь своими словами. К Господу обращался и Сергия Радонежского умолял. Знал, что есть такой святой, отец говорил: «Сергий Радонежский твой небесный покровитель».
Обещал Господу в училище хорошо учиться, только бы поступить.
На экзаменах парни, у кого четвёрок было меньше, чем у меня троек, остальные пятёрки, срезались, а мне каждый раз попадалось, что знал. Сдал всё на твёрдые «хорошо».
Бывало,
Учиться трудно было. Одновременно и учились, и служили. На прошлой неделе мороз ударил под тридцать, все за голову схватились – ай-ай-ай, какой колотун! У нас, бывало, минус сорок пять, а мы в карауле. На посту стоишь, тулуп до пят, рот полотенцем завяжешь, дышишь сквозь него, иней нарастёт игольчатым ворсом сантиметров в пять. И ничего. Даже ворчали, зачем вместо двух часов, как в нормальную погоду, стоишь на посту всего час. Толком не поспать. Сменишься, чуть прикорнул и опять автомат в руки…
В семьдесят пятом году окончил училище. Послали, само собой, не в Приарбатский военный округ, так Подмосковье называли, отправили в Забайкальский. Читинская область, полчаса – и китайская граница. Не пограничник, но так получилось – служил в разные годы на четырёх границах: китайской, иранской, турецкой и польской.
Служба шла хорошо, всего восемь месяцев был командиром взвода, потом поставили командиром роты, а это капитанская должность. Через три с половиной года появилась возможность в Германию поехать, да гордыня раньше меня родилась, поспорил с командиром, и с Германией меня прокатили, а потом и с Чехословакией, в результате вместо Европы поехал в Армению, в Закавказский военный округ, что под боком у Турции с Ираном. Но майорскую должность получил. Потом перевели в Нахичевань, это уже Азербайджан.
Год отслужил и подал документы в бронетанковую академию имени маршала Малиновского. Тоже с кондачка не поступишь, если нет у тебя такого счастья, как дедушка генерал. Со всего Союза приезжали желающие. Тогда в армии было более пяти миллионов воинов, танковая группировка насчитывала шестьдесят тысяч танков и всего четыреста человек на курс в академию набирали. Молил Бога, просил помощи. И поступил. Окончил в восемьдесят шестом, послали в Прикарпатский военный округ. Получил там полковника и попросился в СибВО – в Омск. Все рвались на запад, а я с запада на восток, из элитного военного округа в Сибирь, мама заболела, нужен был уход.
Через два года пенсию заработал и написал рапорт. Можно было служить и служить, передавать опыт молодёжи – не захотел. Велеречивый борец за трезвость товарищ Горбачёв начал развал армии, почитатель зелёного змия господин Ельцин продолжил чёрное дело.
Тылы у меня все годы мотаний из округа в округ, из части в часть были отличные. Жена, Оля, дай Бог каждому мужчине такую хозяйку в доме, такой души спутницу по жизни. Двое сыновей. Старший, Антон, прошёл с нами все гарнизоны. После школы полгода поучился на экономическом факультете в университете и сказал:
– Не моё.
Мать ему:
– Тебя же в армию заберут.
– Пусть. Косить не буду.
Шла война в Чечне. Я мог подключить знакомых, но не стал переубеждать сына.
Службу начал он в Омске, в учебке ВДВ, после неё отправили в Екатеринбург. Демобилизовался весной, сдал экзамены в университет путей сообщения. Тридцать первого июля зачисление, а он тридцатого погиб.
Что
Мама моя умерла за три года до этого. Когда она тяжело заболела, начал я ходить в церковь. Приду, ничегошеньки не знаю, ни как записку подать, ни как молебен заказать. Да и не понимал, зачем это? Смотрю, что-то пишут. Спросить гордыня не позволяла. Дескать, мужик до седых волос дожил, бабки, молодёжь, как рыба в воде, он в церкви ни бэ, ни мэ, ни кукареку. Приду на службу в Кристовоздвиженский собор на Тарскую, постою, молитвы послушаю. Своими словами попрошу за маму, жену, сыновей.
Год ходил вот так. Потом познакомился с отцом Виталием. И прикипел к нему. Мы почти ровесники. Попросился в духовные чада к нему, батюшка замахал руками, мол, какой он духовник, сам недавно в сане. Отказался поначалу. Священником отец Виталий стал, имея два светских высших образования. Во-первых, технарь, окончил институт водного транспорта, на реке несколько лет работал, во-вторых, диплом омского худграфа имеет. Хорошо рисует, иконы пишет. Плюс ко всему кандидат в мастера по боксу. Разносторонний человек. Я, кстати, тоже в училище боксом занимался, до первого разряда дошёл. Много у нас общего.
У отца Виталия бабушка была глубоко верующей. Рассказывал, что старец Иона Одесский (это когда тот ещё и старцем не был, а отец Виталий не был священником) учил его, что православный не тот, который много о Боге говорит, а тот, который чувствует сердцем, человек в чём-то нуждается, к примеру, просто-напросто голоден. Ты накорми его, поддержи, чем можешь. Бабушка Виталия жила на Урале. После войны пленные немцы работали у них в посёлке. Могла пригласить незнакомого немца в дом: тяжело тебе, солдатик, садись, поешь. Немец ей: давай, матка, поработаю, что-то сделаю. Как так задарма за стол садиться, чужой кусок хлеба есть? Она поставит перед ним на стол картошку, молока нальёт: ешь. И это притом, что муж с войны не вернулся (больше и не вышла замуж), сын погиб. А она кормит немца, воевавшего с ними. Тот поест, в благодарность напросится дров поколоть или что-то отремонтировать по хозяйству, в огороде поделать.
«Отец Иона сам был такой, – рассказывал батюшка Виталий. – Я улизну из монастыря на море. Лето кончается, последние жаркие дни, так хочется покупаться. Самочинно сбегу на море. Купаюсь, загораю, плавать любил, вода тёплая, заплыву подальше… Солнце, небо… После купания проголодаюсь, а монастырь уже потрапезничал. Просить неудобно. Зайду к батюшке Ионе в насосную. Он глянет на тебя: “Есть, поди, хочешь? Возьми, на столе рыбка тарелкой накрыта, хлеб”. Я не есть, жрать хочу. Рыбу в минуту умну, чаю попью, батюшке на ходу брошу “спаси Бог” и дёру, чтобы не стал расспрашивать, где меня носило. Ему и расспрашивать не надо, так всё видит. Чувствовал сердцем, что человек в чём-то нуждается. Голодный или на душе тяжело и всегда помогал. И люди к нему тянулись».
Познакомился отец Виталий с будущим духовником Свято-Успенского одесского патриаршего монастыря отцом Ионой (Игнатенко), когда ездил поступать в Одесскую семинарию. Это ещё в советское время. Много о нём рассказывал, а потом повёз меня к нему. Это когда беда у меня случилась.
Нашли моего Антона в Омке в одежде. Как ушёл из дома в джинсах, футболке, кроссовках, курточке-ветровке, погода прохладная стояла, так и нашли. Одно дело купался и утонул, другое – одетым в воде оказался.
Я к отцу Виталию, отпеть надо. Он даже растерялся. А вдруг руки на себя наложил?