В одно касание
Шрифт:
«Странно. Он опять снился мне. Зачем? Уже пять лет, или шесть? Как летит время. Так пять или шесть? Кажется телефон».
– Мариша, приезжай к 14 часам, будут все наши, шашлыки готовим!
– Оленька, здравствуй. Не смогу, извини, надо закончить перевод, к понедельнику пообещала.
«Уехать в бор, бродить среди сугробов и провисших под тяжестью заснеженных сосновых лап, по узкой тропке. Посидеть за столом на открытой веранде просторного дома, дыша лесным холодом, дымком мангала, слабым мясным ароматом. Наблюдать за мужской частью компании, вспоминая свой двадцатиминутный болезненный роман».
– Не обижайся. Правда, не могу.
Зима, зима. «Все-таки шесть».
Над стадионом витала музыка. В лучах прожекторов, в самом углу ледовой площадки – она упала. Не успев сообразить о причине падения, почувствовала крепкие руки. Через мгновенье эти руки усадили её на скамью.
– Не ушиблись?
– Колено!
Он быстро пробежал сильными пальцами по ноге, ощупал голень.
Внезапно зашлось сердце от волнения. Но сопротивляться не хотелось. Замерла.
– Порядок! Заживёт. Но на коньках недели две – не кататься!
– Вы доктор?
– Что вы! Пока еще студент. Давайте провожу.
– У меня обувь в раздевалке. Вот номерок. Если вам не трудно.
Заглянул прямо в глаза. Улыбнулся.
– Вы очень красивая сейчас.
И стряхнул снежинки с её шапочки.
Она только набрала воздуха, чтобы ответить, а его уже не было. Вернулся с сапожками, прижатыми к груди. Помог переобуться. После коньков ноги обрели привычную устойчивость.
– Спасибо вам.
Он, не отпуская её локоть, шёл рядом. До самого подъезда.
«Ничего не помню. Только его мягкий, очень яркий шарф, баритон, внимательные глаза, незнакомый пряный аромат».
Сколько не пыталась, обходя отделы мужского парфюма не нашла аналогов.
Но это позже.
А сейчас.
– Можно, я позвоню завтра?
Она продиктовала свой номер телефона. Расстались.
Звонок раздался на заре. Разбудив, спросил о самочувствии. Спросонья замешкалась, голос дрожал, перед глазами за заиндевевшим окном кружился буран, сердце взлетало и падало вслед за вихрями снега – и вдруг ясно увидела его, бегущего навстречу с сапожками, прижатыми к груди.
Внезапное мгновение счастья, от которого даже трудно дышать.
Вставать не хотелось, согреваясь неожиданным вниманием, свернулась калачиком, подбив по себя подушку, уснула. И тут же полёт к нему.
Аллея, еле видимые дымные дали, заметённые беседки. Скамьи под пушистым нетронутым саваном. И ладони схватывает морозом.
Сорвав с себя шарф, кутая её руки, дышит на пальцы. Совсем рядом стрекочут сороки.
Громче. Яростней. И она проснулась.
Совершенно забыв, что сказала в ответ.
Больше не звонил. Трижды, в течение дня, набирала его номер. Гудки. Напоминавшие долгие вскрики пароходов на реке – из детства. «Где – же ты»?
Откуда ей было знать, что в тот же день, он летел в Москву, которую не знал, никогда не понимал, не любил. Сошёл с самолета в Домодедово. Добрался до метро. Думая о ней, вспоминая утренний продрогший голос.
Привычно спустившись по эскалатору, домчался до Парка культуры, где исчез навсегда от взрыва невменяемой смертницы – террористки.
«Как там в переводе? На третий день цветения сакуры, в розовом свечении прозрачного воздуха…
Что-то не так. Не завершённая картина. Надо подумать. И накинуть шаль на плечи. Зимний день короток
Чайный аромат
В тот жаркий средиземноморский июль я вез партию отличного индийского чая и специй, закупленных у венецианских купцов, в Ирландию. Судно был новое, крепкое, быстроходное и легкое на воде. Одномачтовый шлюп, имеющий штаг для кливера, позволяющий использовать боковой ветер. Такое парусное вооружение удобно при управлении одним человеком. Все в нем было сделано руками английских кораблестроителей, и потому добротно, удобно для морских переходов, в чем я уже не раз убедился.
В уютный южно – французский городок Сет мы зашли для пополнения запаса питьевой воды, а заодно проверить подводную часть руля. Экипаж мой состоял из двух человек, веселого и бесшабашного испанца Алоиза, совмещающего должности рулевого и кока. И умеющего абсолютно все по части бортовой и парусной оснастки, боцмана Крона, свитого из округлых мускул – с бронзовыми скулами и шеей – рослого шведа.
Выполнив запланированное в течение первой половины дня, я дал им сутки отдыха и видел, как накупавшись в море, переодетые в чистую опрятную одежду они двинулись в прибрежную таверну.
Я снял небольшую комнату с видом из окна на пристань, решив выспаться в эту ночь, слушая шум волн, но – не испытывая качки. Хозяин приказал подать мне обед; бургундское вино, сыр, зелень, отличный свиной окорок.
Расположившись за широким, грубо сколоченным дубовым столом на первом этаже.
В углу тускло отливалась бронза над камином, плескались на окнах невесомые кружевные занавески, белые гребешки волн весело мчались в закатном солнце, доносились звуки шарманки, голоса гуляющих по пристани.
Утолив голод, потянулся за трубкой и табаком, лежащими рядом на столе, как распахнулась дверь и легко, словно дуновение утреннего бриза, вошла невысокая, стройная девушка, с широкополою шляпой в хрупкой руке, с небольшим кожаным саквояжем в другой, и звонко крикнула хозяина.
Платье было ей к лицу, а маленькие чистые башмачки говорили мне о том, что их владелица решила отправиться в путь. Вышел хозяин, улыбнулся ей – она, скользнув по мне взглядом, начала что – то горячо шептать ему.