В одно касание
Шрифт:
В раскаленной африканской неизвестности, под обжигающей синевой неба, блуждая в финикийских и византийских развалинах на побережье, вкусив щедрость и роскошь самобытного гостеприимства, носимая на руках возлюбленного и на волнах нескончаемого радостного тепла, задыхаясь от его поцелуев – они вернулись в купленную для них квартиру на улице Жофруа в Латинском квартале.
В Париже уже стояла осень, солнечная и тихая. Степень бакалавра позволила ей устроиться на работу в окружной департамент полиции. Статистика ночных правонарушений, компьютер и ворох документов.
Выручал Мишель, приезжая за ней на машине, забирая после работы, привозил домой, отправлял в душ и готовил ужин. Его энергия восхищала, только она знала, да еще его родители, чем он занимается. Подразделение DST строго регламентировано и не афишируется.
Бесконечные тренировки и поездки по стране не утомляли его, и Милана не помнит дня его возвращения без букета цветов.
Как то вечером, в самый разгар парижской чудесной весны.
– Я сейчас вспомнила африканское побережье. Мне казалось, что за морем я видела маяк Антиба.
– Не может быть. Это же очень далеко!
– А мне хочется верить, что я видела, пусть даже мне все это показалось!
– Влюбленные видят даже то, что не видят другие.
Они шли по Латинскому кварталу, рука в руке.
И услышали оклик.
– Не хочешь поговорить с нами?
– В чем дело, ребята?!
Мишель, остановившись, предупредительно показал раскрытую ладонь.
Из затемненной стороны дома шагнули трое, судя по внешности и речи – арабы.
– Ты можешь идти, а девушка пусть останется!
И тогда Мишель быстро ответил на арабском. Они замерли, быстро переглянулись и двинулись навстречу. Мишель, левой рукой прижав Милану к стене, быстро сделал три шага вперед. Она закричала. Или только хотела закричать, зажав ладонью рот. Он успел уложить двоих, но третий, пригнувшись, по-лисьи, сделал стремительный выпад в его в спину, справа, повыше пояса.
Мишель еще успел развернуться, вывернуть ему руку и ударить локтем в висок. Упали они разом, и сверкающее лезвие ножа зазвенело по мостовой. И тогда Милана услышала свой голос. Она еще сумела найти силы вызвать полицию и позвонить в скорую медицинскую помощь.
И уже в машине, находясь рядом с ним, припала к его груди.
– Мишель! Что ты сказал им? Не оставляй меня! Ты слышишь?
Врач аккуратно приподнял ее и сделал укол, после чего она горько заплакала.
В госпитале, в залитых ярким светом коридорах, словно спасительное пробуждение от сна, проступили лица родителей Мишеля. И она не знала, куда спрятать дрожащие руки. Стылое ожидание результатов операции. Сверкающие плитки кафеля, зеленые и желтые. Мертвая тишина.
Молодой, с седыми висками, хирург. Испарина на лбу.
– Будем надеяться на лучшее.
Она напросилась в палату, куда доставили его из операционной. Замерла, присев рядом.
С другой стороны кровати – медсестра. Переплетение проводов, прозрачных трубок, монитор, холодное перемигивание светодиодов. Рассветало.
За минуту до ухода в другой мир он открыл глаза и четко произнес.
– Я сказал, что не отдам тебя никому!
И она потеряла сознание.
В мире для нее два места – Париж и североафриканское побережье, куда не хочется возвращаться. Какие уж тут слова утешения? Я держу ее ладони, и мы оба неотрывно смотрим на дальний маяк, тот самый, что она так хотела увидеть с противоположного берега Средиземного моря.
И я верю в это! Именно любовь позволяет заглянуть за дымку заманчивых горизонтов.
Хотя бы раз в жизни.
Уроки русского
Каждым утром, выходя из дому, неспешно проходил мимо, слегка кося глазами в сторону её окон. В тайной надежде, что удастся различить в сумраке комнаты – силуэт, светлый промельк лица. Затенённости и загадочности добавляла сирень, густо разросшаяся в полисаде.
Однажды, совсем неожиданно для обеих, увидел как она, проснувшись, стоя в ночной сорочке, расчёсывала волосы в слабом свете зари. Наклон головы, обнажённый локоть, волна волос и стремительные движения гребня.
Он замер.
Почувствовав посторонний взгляд, резко повернулась, повела плечом и погрозила пальчиком.
Смутился, но её улыбка, глаза, светились радостью – улыбнулся в ответ и склонил голову.
– Мария Воронова!
Из четвероклассников, стоящих напротив выпускников, выпорхнула миниатюрная светлоголовая девочка. Распахнув глаза, остановилась.
И тогда он услышал свою фамилию.
Одноклассники дружно загудели.
Вахрушева сразу заключила, откинув пышную косу и внимательно оглядывая.
– Самый высокий и самая малявка.
– Давай, наш джентльмен.
Гончарова подтолкнула в локоть. Пахнула сладкой цветочной смесью.
Вобрав в себя улыбки друзей, шагнул.
Подхватив Марию, легко посадил на плечо, держа её за лодыжки, левой рукой она обняла его голову. Почувствовал хрупкость пальцев и тепло ладошки.
В правой руке девочки невесть откуда – он слишком был занят новым знакомством – появился бронзового цвета колокольчик.
Они двинулись по кругу актового зала, затем в коридор, вниз по лестнице, повернули налево и прошли вдоль выпускных классов с трелями последнего звонка.
Серебристо – весомый звук бил в окна, рассыпался по подоконникам, сливаясь с солнечными горячими всплесками.
После церемонии, идя рядом спросил.
– Волновалась?
Взглянув снизу, поправила чёлку.
– Нет. Нисколечко. А вы такой сильный.
– Потому что ты легкая.
И, улыбнувшись, помчалась в свой класс. По спине смешно и задорно прыгали косички с крупными белыми бантами.
Затем в его жизнь вошла война.
Кровавая, пыльная, раскаленная солнцем.